Возникла секундная пауза, и вдруг Санделло подошел к хоббиту.
— Разреши твой нож, — неожиданно сказал он. — Ты недоворачиваешь ладонь, смотри, вот так!
Молниеносное, незаметное глазом движение руки горбуна, в которую удивленный, но не испуганный хоббит вложил один из своих метательных ножей, — и клинок с тяжелым звонким ударом вонзился в нарост совсем рядом с первым ножом.
Слуга подвел золотоискателю и горбуну их лошадей: Олмеру — высокого каурого жеребца, Санделло — гнедую кобылу; и горбун, уже сидя в седле, неожиданно наклонился к замершему Фолко и молча протянул ему еще полную на три четверти баклагу.
За зелеными стенами поляны послышалось недалекое ржание; Олмер и Санделло тронули коней и, не оглянувшись, исчезли в зарослях. Несколько мгновений качались потревоженные ветви, но вот и они замерли. Над поляной воцарилось полное спокойствие.
— Уф, — вдруг тяжело вздохнул гном, поспешно распуская завязки куртки и обнажая мокрую от пота грудь. — Что, оставил вино? Давай скорее сюда! Чье бы оно ни было, надо выпить после такого…
Гном забулькал, а Фолко со всех ног бросился к дереву; в капе торчал кинутый им нож, а рядом, так что между лезвиями едва можно было всунуть палец засел второй нож, посланный Санделло с такой силой, что ушел в дерево почти до половины; как Фолко ни старался, вытащить его он не смог. В эту минуту он невольно подумал о словах Рогволда, сказанных им по поводу первой встречи с Санделло: мол, тот мог убить хоббита, не вставая из-за стола.
Пряча на перевязи вынутый из дерева нож, Фолко пошел просить Торина о помощи. Гном к тому времени опростал изрядную часть баклаги, несколько успокоился и только вращал глазами. Ворча и жестикулируя, он пошел за хоббитом.
— Этот, что ли? Ничего себе, вот это рука… — Торин почесал затылок. — Ну попробуем…
Однако пробовать пришлось долго, и лишь собрав всю свою огромную силу, гном смог выдернуть брошенный Санделло нож.
Торин фыркнул и утер пот.
— Н-да, — протянул он, — ну и ручища у этого горбуна, чтоб ей отсохнуть! Он показался мне очень шустрым еще тогда, в Пригорье, но знай я, что он… такой, клянусь бородой Дьюрина, я был бы поосторожнее…
Торин тяжело вздохнул и сел прямо на землю, охватив руками голову. Фолко осторожно опустился рядом с ним, ища взгляд друга; но гном упорно смотрел вниз. На мгновение над ними нависла гулкая тишина; внезапно гном застонал, точно от нестерпимого стыда, даже заскрежетал зубами. Перепуганный хоббит сперва аж прижался к земле.
— Что же это за Олмер, который переломил мой топор, точно соломинку! — отрывисто и зло бросал перед собой слова Торин. — Что я на него смотрел?! Почему отдал топор? Почему я пожал руку этому убийце?! — Ладони гнома сжались в кулаки, по лицу прошла мгновенная судорога, словно от отвращения. — Что со мной было, Фолко? Ты был рядом, ты видел — что со мной было?!
Торин вскочил, его щеки пылали, крепкие желтоватые зубы закусили губу.
— Что ты, Торин, что с тобой?! — в испуге вскрикнул хоббит. — С чего ты взвился?!
— С чего?! — глаза гнома недобро прищурились. — Ты видел, как он положил мне руку на плечо?! Я думал, что ткнусь носом в землю! Ну, среди тангаров я бы назвал двух-трех, кому это под силу, — как и сломать мой топор, — но чтобы так сделал человек?!
— Опомнись, Торин! Ну силен он, очень силен, и что с того?! Почему бы не быть силачу и среди людей!
— Силачу… — горько усмехнулся гном. — Да нет, тут что-то не то, брат хоббит. Что-то со мной было не то, не как всегда… Впрочем, ладно, давай с самого начала! Они действительно ничего тебе не сделали? Я чуть не свихнулся, когда увидел тебя рядом с ними!
— Да нет же, Торин, все было тихо и мирно, — горячо начал Фолко и рассказал Торину обо всем, что произошло, пока гнома не было.
— И ты принял его извинения? — с недоверием переспросил Торин. — С чего это ты вдруг стал таким добреньким? Или забыл Пригорье?
— Ничего я не забыл, — буркнул Фолко, в свою очередь краснея и опуская голову. — Просто там вышло недоразумение, Санделло раскаялся. Кинжал вот подарили…
— Покажи-ка мне его еще раз, — вдруг попросил гном, протягивая ладонь. — Хочу взглянуть, чем же они тебя так проняли.
Хоббит полез за пазуху и вдруг ощутил, что ему очень не хочется отдавать подарок в чьи бы то ни было руки; но Торин есть Торин, и Фолко поборол себя.
Гном бережно принял извлеченный из оставшихся висеть на груди хоббита ножен кинжал с синими цветами на клинке. Он долго вертел его и так и эдак, пробовал пальцем острие, пытался согнуть, колупал ногтем рукоятку; долго вглядывался в камень у крестовины; наконец удовлетворившись, он молча протянул кинжал взволнованно следившему за ним хоббиту; тот поспешно спрятал его и неожиданно ощутил облегчение — этот кинжал, похоже, обладал какой-то странной властью над своим новым хозяином.