— Не уйдёт! — рассмеялся орнелийский принц. — Скачем!..
Подавая пример, он стронул огромного, светло-серого в яблоках жеребца. Что до Анечки, то та привычно замешкалась. Перчатки — в том числе и тяжёля толстая, предназначенная для сокола, на левой руке. Поводья — девушка уже знала, как с их помощью послать вперёд, остановить или развернуть лошадь. Остроносые туфельки в стременах на левую сторону, свисающая с правой руки маленькая плёточка. И капризная, непослушная, вечно занятая какими-то своими мыслями Лису. Мамочки, как же сложно со всем этим управиться, да ещё на глазах у доброй дюжины вельмож и придворных, придирчиво оценивающих каждый твой шаг.
К растерявшейся москвичке подскочил паж или молодой конюх — Анечка ещё не слишком хорошо разбиралась в здешних чинах и званиях. Открытое безбородое лицо, едва наметившиеся усики, заломленный берет с белым пёрышком — простолюдин. «Блистательному», даже пажу полагается длинное чёрно-серое. Конюх протянул руку, намереваясь помочь — но тут ускакавший вперёд орнелийский принц заметил отсутствие спутницы. Подняв на дыбы гиганта-коня, Миха поднёс руки ко рту домиком, не то свистнув, не то чмокнув. Послушная в первую очередь ему, и лишь затем неопытной хозяйке, Лису послушно пошла — сидевшей бочком в седле Анечке осталось лишь крепче держать поводья.
— Скачем! — повторил Миха, принимая из рук девушки повод.
— О, нет! — воскликнула Анечка.
А сердце между тем замерло от восторга и сладкого предвкушения. Застучали копыта, зазвенела уздечка, встречный ветер заставил трепетать перо на шапочке. Сзади слышался свист и задорное гиканье — пёстрый, шумный, сверкающий разноцветным сукном и бархатом охотничий выезд орнелийского принца устремился следом.
Не оглядываясь, младший Осонахи мчался вниз по склону. Выехал на дорогу, подняв клубы рыжевато-бурой пыли. Нырнул в проход в растущих вдоль берега зарослях, проскакал по ручью, подняв фонтан брызг. Миновал окружённую частоколом деревню — крестьяне привычно кланялись, на каменной башне блестели антенны. И, промчавшись вдоль огороженных живыми изгородями полей, понёсся дальше, к Реке, через пестреющие цветами луга.
— Смотри! — кричал он на скаку. — Видишь, твой нагоняет?.. Сейчас возьмёт, возьмёт…
Ничего не видевшая Анечка только визжала и хохотала. На мотоцикле её катали не раз, но одно дело — сидеть за чьей-то широкой спиной, и совсем другое — скакать через поля самой, чувствуя бьющий в лицо ветер. Какой железный конь может сравниться с маленькой, лёгкой, тонконогой, летящей быстрее стрелы золотистой лошадкой?
Взлетев на нависший над речной гладью пригорок с обрывистыми краями, Миха ткнул свёрнутой плетью куда-то в небо. Анечка не сразу увидела, как маленький белый сокол — её сокол, обогнав светло-коричневого, коснулся спины отчаянно улепётывающего ящера. Послышался короткий глухой удар — словно наткнувшись на невидимое препятствие, ящер закувыркался в воздухе. Сложив крылья, белый сокол ринулся следом, тогда как опоздавший светло-коричневый продолжал кружить, криками оглашая окрестности.
— Поймал, поймал! — восхищённая Анечка била в кулачки. — Ой, мамочки мои! И, в самом деле, поймал…
Москвичке сделалось немного не по себе, когда сокол приземлился на руку. Та привычно заныла — держать килограммовую птицу оказалось не так-то просто. Лапки в кожаных чулочках с длинными шнурками, под хвостом покачивался жестяной колокольчик. Вокруг указательного пальца девушки был обмотан хвостик украшенной цветными пёрышками шапочки-клобучка.
— Дадим птицам отдохнуть и попробуем ещё раз, — предложил Миха, угощая соколов вывалянными в перьях кусками мяса. — Конечно, если моя госпожа не устала и не голодна…
Анечка огляделась. Она и не заметила, как вместе с орнелийским принцем ускакала далеко от остальной охоты. Слева сверкала под солнцем необъятная речная гладь — противоположный берег едва угадывался на горизонте, идущие вниз или боровшиеся с течением суда выглядели крошечными пятнышками. Справа виднелись невысокие холмы, чередующиеся луга и рощицы. Деревня с частоколом и башней осталась далеко позади, а впереди виднелся длинный деревянный мост, переброшенный через очередную, впадающую в Вех реку. Перед мостом возвышалась ещё одна башня, а вдалеке, у лесной опушки двигалось несколько окружённых всадниками повозок.
«Это сон какой-то!.. — снова и снова крутилась в голове фраза из советского фильма. — Неужели это я, Анька Коростелькова, не так давно боявшаяся опоздать на работу, и получавшая „выговорёшники“ от начальницы. Разодетая, словно королева, сижу в седле, бочком в длинной юбке. А рядом — ой, мамочки, настоящий принц. Нарядный, высокий — пусть и кажущийся маленьким по сравнению с гигантом-конём». Едва прошёл охотничий раж, снова заговоривший витиевато-учтиво — как и должен «блистательный» говорить с «высокородной дамой».
— Нет, просто… — Анечка наклонила голову. — Просто это всё несколько необычно.
— А у себя вы разве не охотились, госпожа моя! — вежливо спросил Миха.