Эликсир жизни

И тут я поймал себя на мысли, что в чем-то он прав: старался-то я на свой вкус. Меня осенило: а, собственно, почему не ищу себе? Потому что женат? Но женат-то номинально. Однако тут же пришли другие мысли. А как же? Развестись что ли? Жутковато как-то. Столько лет прожили. И дети… Но тут же подумалось: а ты что – первый на планете, кто хочет развестись? По статистике свыше 70 % браков распадаются. Много лет прожили? Тоже не аргумент. Если бы это были счастливые годы, тогда да. А так – потерянное время. Конечно, потерянное не в смысле детей. Дети? Они уже не малыши, выросли. Помогать им буду. Затем возник новый аргумент «против»: но ведь Инга тебе вроде не изменяла… Тут же возникли контраргументы. Изменяет или не изменяет – вторичный вопрос; главное – любит или нет. Не любит. Временами даже ненавидит. Это факт. И ты ее не любишь, едва терпишь. Всё в ней стало противно: и настырность, и высокомерие, и поганый язык, и постоянные придирки, и настрой на ссоры с тобой, с детьми, с родней, с соседями, с коллегами, и дурацкая суета вокруг огородов, и бардак на кухне, и беспорядок в квартире (по мнению Инги беспорядок является наиболее живописной разновидностью порядка), и лузганье семечек перед телевизором с просмотром бесконечных сопливых сериалов. И осточертело ее хождение по дому в рваном халате с тюрбаном полотенца на голове.

Не зря говорят, что мужчина готов простить женщине все: презрение, грубость, даже ненависть, но только не дырявый домашний халат. Вообще рваные чулки или вонючие носки – более веская причина для развода, чем измена. Конечно, Инга по большому счету абсолютно порядочна. Но даже порядочная женщина может порядком надоесть. У нее была масса достоинств; и эта масса на меня давила. От моих прошлых чувств к Инге осталось лишь уважение. Уважение – пустота, которой заполняют сад, где раньше цвела любовь.

После моего ухода в отдельную квартиру Инга, сверкая глазами, прошипела: «Если бы я увидела ту стерву, которая разрушила нашу семью, глаза бы ей выцарапала!». «А ты ее каждый раз видишь, когда смотришься в зеркало», – съязвил я. «Ты шляешься да еще и издеваешься!? Мерзавец!», – закричала Инга. Мерзавец? Уже само это слово дышит ненавистью. Если кто-либо читает мораль хорошему человеку, то это излишне, а если мерзавцу – излишне вдвойне; так что лучше оставить нравоучения при себе. Именно так я хотел ответить Инге, но сдержался и только грустно вздохнул: «Не шлялся и не шляюсь». – «Вранье! А квартирку-то, небось, для своих баб прикупил!?». – «Да нет у меня никаких баб, кроме тебя». – «Вот! Уже в твои бабы

попала! Мне про тебя подружки и знакомые всё порассказали!». – «Ну зачем ты всякую брехню слушаешь?». Но Инга была непоколебимо уверена, что перед ней врун, гуляка и кобель. И поэтому каждое сказанное мной слово только злило и ожесточало ее еще больше. Как говорится, самый верный способ испортить отношения это начать их выяснять. О, жена, собирающаяся отругать своего мужа! Вспомни сначала, что вряд ли ты – единственная непорочная женщина на грешной земле.

Каждый человек находится рядом с другим до тех пор, пока это выгодно. Только для одного выгода это деньги и шмотки, а для другого – комфорт взаимопонимания. Взаимопонимание в нашем с Ингой браке исчерпалось до нуля.

Свобода надоела

Брак – скала, трещины в которой естественны, но опасны разрушением. Как сократить число разводов? Издать закон, обязывающий разведенных немедленно вступать в новый брак.

Уйдя от Инги, я ожил. От астмы и следа не осталось. Оказавшись один, вечерами развлекался тем, что бренчал на гитаре и записывал песенки на магнитофон. Накупил кучу кассет Асмолова, Дольского, Суханова, Шевчука… Интересно, что у Визбора, Высоцкого, Окуджавы нет «певческого» голоса, да и гитарная техника проста, но, тем не менее, какая сила! Недосягаемо высокие ноты. За пару месяцев я прослушал всё. И переписал то, что зацепило. Получилось пять кассет избранных песен, которые не надоедает крутить многократно. Точно также поступил с книгами. Стал перечитывать Ремарка, Хемингуэя, Гюго, Тургенева, Чехова, Вересаева… Это те немногие, на кого можно опереться в этой зыбкой жизни. Эти авторы – редкие люди: не ноют, не зудят, не нравоучают, не предают. Вообще люди творческие – единственно нравственные. Они отличаются от безнравственных тягой к неосуществимой справедливости, к невыполнимым делам и к неразделенной любви. А на реальных людей, роящихся вокруг, опираться глупо: рано или поздно непременно провалишься в дерьмо.