Елисейские Поля

— Немцев? — Волков с силой вырвал свой рукав из его руки, и Луганов покачнулся, потерял равновесие и едва удержался на стуле. — Немцев? Раздавим немцев к черту! Тогда только, тогда, после победы… Только тогда, победив, будем иметь право воззвать о помощи, о спасении России. Нет, не немцев призовем, весь мир призовем: придите! Помогите! Понял? — Он молча прошелся по кабинету и остановился перед Лугановым. — Вот это я тебе и хотел сказать. Нет, не думай, я не пьян. К сожалению, не пьян. Все сознаю, что говорю и что делаю. Потом, возможно, бессонными ночами буду вспоминать этот наш последний вечер и как ты тут сидел. Но я не пьян. — Он нагнулся. — А руку ты мне теперь подашь?

Луганов схватил его руку и крепко пожал ее:

— Если бы ты не был моим другом… Но ведь ты мне друг, ближе друга: ты мне брат.

Волков исподлобья почти враждебно взглянул на него:

— Что же, и брат брата… Ведь я тебе только что рассказывал.

Луганов весь затрясся:

— Господь с тобой! Как ты можешь? Нет, я тебя не осуждаю, нет-нет. Если бы это другой сказал… Но ты. Я знаю, как ты Россию… И всю твою жизнь знаю, и тебя насквозь… — Он вдруг притянул к себе его голову и крепко, как когда-то в детстве, поцеловал его в щеку. — Как тебе тяжело, Мишук. Бедный мой, бедный!..

— Ну-ну. — Волков легко толкнул его в грудь и выпрямился. — Без поцелуев, без слез! Ведь мы не институтки. — И он отошел к окну.

Луганов снова нагнулся над часами. Движение секундной стрелки по-прежнему действовало на него успокоительно. Ему казалось, что он видит, как время, слабо тикая, тает, исчезает, приближая его к блаженной минуте, когда…

— Без пяти одиннадцать! — сказал он взволнованно.

Волков дернулся и шагнул к нему:

— Торопишься? Нечего тебе торопиться, успеешь. Не опоздаешь.

— Далеко ехать.

— Да, далеко. И даже очень далеко. Но ты все-таки поживи еще немного со мной, — вдруг жалобно попросил он.

Луганов улыбнулся:

— Как это ты мило сказал — «поживи со мной еще немного». Но знаешь, мне совсем не верится, что мы расстаемся надолго. У меня такое чувство, будто мы теперь навсегда вместе. Или это оттого, что я тебя еще ближе узнал, еще больше люблю, — добавил он тихо.

Волков поднял предостерегающе руку:

— Избавь, как и от благодарности, от объяснений в любви. Не ем я этих кушаний, ты же сам знаешь. Выпьем лучше еще на прощанье. — Он налил две рюмки. — За разлуку!

— А я не свалюсь под стол и не просплю здесь до утра? — Луганов рассмеялся. — Вот комедия была бы. Меня в Москве ждут, а я…

— Да, комедия, — согласился Волков. — А то, право, оставайся, выспишься до утра здесь на диване. Успеешь завтра, а? Оставайся. — Он зорко следил за Лугановым, и складки на его лбу стали еще резче. — Славно ночь проведем вместе. Еще одну ночь…

Но Луганов только молча покачал головой.

— Ну конечно, — почти с облегчением сказал Волков. — Я ведь знал, что напрасно предлагаю, да и правильно. Раз решено. Ну, выпьем. Пей, не бойся. Поедешь. Федоров, если надо, тебя на руках в автомобиль снесет. И в поезд посадит.

Они чокнулись и выпили.

— Слушай. — Луганов протянул руку вперед. — Знаешь, перед разлукой иногда меняются крестами, то есть прежде менялись те, кто носили кресты. Но ведь у тебя креста нет, я помню, ты его еще гимназистом снял. А часы, часы тоже всегда при себе, по ним время нашей жизни идет. Мне и пришло в голову. Хочешь, поменяемся часами?

— Поменяемся часами? Ты был и остался романтиком, Андрей. Что выдумал! — рассмеялся Волков. — Часами, как крестами. Символично, а?

— Я бы очень хотел. Я бы до самой смерти не расстался с ними, — настаивал Луганов. — Пожалуйста, обменяемся часами.

Волков не решался согласиться.

— Ведь твои золотые, швейцарские, а мои хоть «Омега», но… стальные…

Луганов обнял его.

— Ты согласен? Так возьми мои и надень мне свои скорее. И спасибо тебе, Миша. Спасибо, — сбивчиво и радостно говорил он. — Вот, сними…

— Не стоит благодарности. Это я выгодное дело делаю. — Волков надел на руку часы Луганова. — Ну, теперь по этим золотым часам потечет для меня золотое время, — насмешливо и горько сказал он.

— Ты знаешь, — Луганов внимательно изучал циферблат часов Волкова, — мне кажется, и для меня по этим часам время пойдет совсем по-новому. Как будто я жил всю жизнь, чтобы дожить до того, что завтра должно начаться. И всем этим я обязан тебе — тебе одному.

Волков крепко дернул ремешок часов, который он застегивал на здоровой руке Луганова.

— Не за что тебе меня благодарить, не за что. Сказано тебе.