Елисейские Поля

— Зачем?

— Чтобы она не беспокоилась. Напиши, что ты вернешься через три месяца. И что деньги и вещи ты взял не для себя, а для… — Николай остановился, подыскивая слово, — ну, скажем, для общественного дела.

— Как будто это что-нибудь меняет. Ей безразлично, зачем я украл.

— Нет-нет, — заторопился Николай. — Это все меняет. Ты должен написать. Скажи ему, Лиза.

Лиза кивнула:

— Конечно, Кром, напиши.

Кромуэль задумался.

— Хорошо. Раз вы хотите. Дай мне бумаги. Я напишу, хотя это и ни к чему теперь.

Лиза следила за его пером, быстро покрывавшим белую страницу черными непонятными словами.

Он облизал и заклеил конверт. Николай взял его:

— Лиза, брось в ящик.

Лиза подошла к Кромуэлю:

— Ты не хочешь пойти со мной за покупками, Кром?

— Ему нельзя выходить, — вмешался Николай. — Его могут увидеть на улице. Увидят — беда.

Лиза вздохнула:

— Что же, если нельзя… — Она взяла Кромуэля за руку. — Мне так не хочется расставаться с тобою сегодня, Кром. Пойдем, проводи меня.

В прихожей он снял с вешалки и подал ей ее короткое пальто с золотыми пуговицами.

Она надела берет и, улыбаясь, посмотрела на Кромуэля.

— Ты сегодня ночью спал совсем как маленький. Как будто ты мой сын, — сказала она смущенно и покраснела. — Ну, до свиданья, Кром.

11

Было шесть часов. Лиза возвращалась домой, прижимая сверток к груди.

Чулки теплые, хоть на Северный полюс. И перчатки тоже. Но особенно ее радовал шандай. Такой пушистый, легкий, из верблюжьей шерсти. Может быть, нехорошо только, что розовый? Удобно ли розовый? Жанна д’Арк вряд ли надела бы розовый. Но тогда ведь не носили шандаев. И менять теперь все равно поздно. Скажу Коле, что другого не было.

Она открыла дверь своим ключом и вошла в темную прихожую.

Сырой воздух ударил ей в лицо.

Холодно, как на улице. И дом уже заброшенный, не жилой. Но ведь сегодня ночью нас уже не будет здесь.

— Алло, — крикнула она.

Голос ее прозвучал громко и гулко. Никто не ответил ей. В гостиной было пусто. Кромуэль сидел под лампой в столовой и, наклонившись над путеводителем, выписывал что-то.

— Посмотри, что я купила.

— Подожди, сейчас. Николай просил меня составить маршрут, а я плохо разбираюсь.

— А где они?

— Наверху. Укладываются, верно.

Лиза побежала наверх.

— Коля, — позвала она.

Дверь из комнаты Николая отворилась, и Андрей просунул голову:

— Не мешай. Мы заняты.

— Я хотела показать шандай.

— После, после. Купила, и слава богу.

— Посиди внизу, — крикнул Николай. — Ты нам сейчас понадобишься.

Лиза вернулась в столовую и села на диван, все еще держа сверток на коленях. Как холодно. Хоть бы камин затопили. Ничего, надо привыкать. В России еще холоднее.

Кромуэль что-то записывал, шурша страницами путеводителя.

Лиза прислонилась к стене. Все было как и вчера. Пыль все тем же густым слоем покрывала буфет, и грязные тарелки все так же стояли на запачканной скатерти. И было так же тихо. И должно быть, оттого, как и вчера, стало грустно и беспокойно.

«Мы сегодня едем».

Но от этой мысли не стало легче. Снова, как вчера, вместе с холодом в кровь осторожно пробиралась тревога, и руки уже начинали дрожать.

«Ну да, конечно. Это лихорадка перед дорогой. Это всегда у всех. Так и называется — Reisefieber»[9].

Но руки дрожали все сильнее, сердце тяжело и тревожно стучало.

— Кром, ты кончил?

— Сейчас, сейчас.

В тишине зашуршали листы. Лиза вздохнула. Как тяжело, как томительно.

Скорее бы уехать из этого заброшенного дома. Скорей бы уже. Андрей, хоть бы он сошел проститься. Нет, об Андрее не надо думать.

Отчего ей так тревожно? Так тяжело?

— Лиза, — громко позвал Николай сверху.

Лиза вскочила и побежала в прихожую. Вот сейчас все пройдет. Сейчас будут торопиться, укладываться, потом поедут. О чем ей беспокоиться? Все будет хорошо.

Николай спустился по лестнице и решительными большими шагами подошел к ней.

— Надень пальто, — сказал он хрипло. — Ты пойдешь в сад и, если кто придет, скажешь, что никого дома нет, а ты забыла ключ и сама не можешь попасть домой. Поняла?

— Что? — Она растерянно смотрела на него и только теперь заметила, что он был очень бледен. — Зачем в сад?

— Не рассуждай. Поняла? Входить не смей, пока я не отопру дверь. Ну, одевайся.

— Я, — прошептала она, и колени ее затряслись. — Я не хочу, я не пойду. Зачем?

Он взял ее за плечо.

— Не пойдешь? — повторил он протяжно.

Это уже не был Коля, это уже не был ее брат. Это был чужой, страшный, на все способный человек. И в первый раз Лиза почувствовала страх за себя, за свою жизнь.

Он снял ее пальто с вешалки:

— Живо. Если кто придет, не пускай. Поняла?

Она долго надевала пальто, не попадая в рукава. Страх сжал ей горло, пробежал вниз по рукам, по груди, по спине, докатился до колен, и ноги стали слабыми и пустыми, будто из них вынули кости. Не было сил стоять, ноги уже не держали ее, хотелось опуститься на пол. Но страх гулко стучал в груди: «Нельзя, нельзя. Упадешь, пропадешь».

Она метнулась к выходу. Николай преградил ей дорогу:

— А шляпа, перчатки?

Она протянула дрожащую руку за беретом. Он открыл ей дверь:

— Ну, иди. И помни.

Она прошла мимо него, думая только о том, чтобы не упасть.

— Не пускай никого в дом.