Елисейские Поля

— Хорошо. Слушайте. Жила-была на свете, — начала она ровным голосом, — важная дама. Звали ее Морковь Леопардовна фон Штрипки. Была она очень важная и богатая и собственных лошадей держала. А родители ее были зайцы. Обыкновенные серые зайцы, и она стыдилась их. Вот однажды…

Лиза долго и деловито рассказывала историю Моркови Леопардовны фон Штрипки и ее родителей-зайцев.

Первым заснул Николай. Лиза повернула голову.

— Андрей, спишь? — спросила она тише.

Андрей не ответил.

Тогда она встала и на носках прошла к себе.

«Теперь и я могу лечь. Теперь и я могу заснуть».

Она вытянулась под одеялом и, сжимая руки, чтобы и во сне держать себя в руках, не распуститься, не ослабеть, закрыла глаза.

12

Лиза проснулась от стука захлопывающейся двери.

— Коля! — крикнула она. — Андрей!

Но все было тихо.

Она встала, раздвинула шторы на окне и посмотрела вниз. Перед калиткой стоял желтый ситроен. Андрей шел по саду с чемоданом в руках. Шляпа его была глубоко надвинута на глаза, и воротник пальто поднят. За ним шел Николай, торопясь и оглядываясь, неся второй туго набитый чемодан.

Лиза видела, как они уложили чемодан в такси, не к шоферу, а к себе, и как такси тронулся.

«Чемоданы, чемоданы. — Зубы ее застучали. — Одеться скорей. Уйти отсюда. Где чулки, где?»

От волнения все расплывалось перед глазами, руки беспомощно шарили по дивану.

«Где чулки? Нельзя же босиком».

Наконец она нашла чулки, надела платье и пальто, висевшее тут же на кресле.

Сейчас она уйдет. Только туфли, шляпу.

Теперь сбежать по лестнице, открыть входную дверь — и она спасена, она на свободе.

Только минуту еще, только одну минуту.

Она выбежала на лестницу, побежала вниз. Шаги ее громко звучали в тишине. Ей казалось, что это не ее шаги, а чьи-то чужие, за спиной. Чужие, преследующие, нагоняющие.

Она на бегу обернулась и взглянула назад. Никого не было, все было пусто. Но на белой стене напротив окна чернела тень качающихся перед окном веток. Совсем как тянущиеся к ней руки. Совсем как руки Николая. Они тянулись к ней, вот-вот поймают ее, схватят за горло, задушат.

Она вскрикнула и, зажмурившись, побежала дальше.

В темном зеркале прихожей промелькнуло ее отражение.

Только бы руки не поймали ее. Только бы хватило сил отпереть дверь. Только бы не упасть.

От страха сердце уже почти не стучало. Не стучало, а чуть слышно шелестело: «Беги, беги. Упадешь — пропадешь». И уже нельзя было вздохнуть: «Вот тут упаду. Вот тут умру».

Она взялась за ручку двери.

«Кончено. Мне не уйти».

Но дверь легко поддалась.

Лиза стояла на крыльце, и солнце светило ей прямо в глаза. Она сошла в сад.

Калитка заскрипела, как всегда.

— Никогда в жизни я не вернусь в этот дом, никогда, — громко сказала Лиза.

Она вздохнула, провела рукой по лбу.

«Куда теперь идти? К кому? Одэт в Бордо. К кому же? Кролик, — вдруг вспомнила она. — Он добрый. Он поможет».

В кармане пальто лежало два франка. Лиза пошла к метро.

«Кролик поможет».

Ехать пришлось долго. Кролик жил теперь не в «Клэридже», а в маленьком отеле на бульваре Сен-Мишель.

— Господина Рохлина нет дома, — сказал хозяин из-за конторки.

— Можно мне подождать его?

Он оглядел ее осуждающим взглядом:

— Ждите.

Лиза робко присела на кончик стула.

Ждать пришлось недолго. Кролик уже катился к ней, круглый, розовый, помолодевший. Во рту торчала сигара, котелок боком сидел на голове, фарфоровые голубые выпуклые глаза предприимчиво поблескивали из-за стекол.

Он остановился, губы его улыбнулись.

— Лизочка? — Он протянул ей короткую руку. — Здравствуй, Лизочка. — Он совсем не удивился, как будто они виделись вчера.

— Кролик, Кролик. — Лиза сжала его руку в своей. — Кролик, помогите мне.

Он кивнул:

— Конечно, конечно, помогу, — и сдвинул котелок на затылок. — Вот что, поедем со мной, меня ждет такси. Ты мне по дороге все расскажешь.

И, не заходя к себе, он повернул к выходу.

— Ну так что же произошло? Наташа?

Лиза покачала головой:

— Нет. Наташа в Монте-Карло. Кролик, я ушла и больше не могу вернуться домой, не могу.

Такси медленно проезжало по набережной. Лиза отвернулась к окну, безучастно глядя на Сену.

Кролик ни о чем не расспрашивал. Он ласково гладил ее руку.

— Не надо огорчаться, Лизочка. Все устроится.

— Кролик, помогите мне. У меня нет никого на свете, кроме вас. Я не могу вернуться туда.

— Конечно, Лизочка. Я помогу тебе. Ты была добра ко мне тогда, помнишь? В тот страшный для меня день. Ведь я чуть не погиб тогда. Теперь я выкарабкался. Но тогда… Разве я могу забыть? Ты правильно сделала, что пришла ко мне.

Он задумался на минуту.

— Я сегодня еду в Берлин. Я совсем переселяюсь в Германию. Я возьму тебя с собой. Ты будешь моей дочерью, Лизочка.

Он обнял ее. Глаза его стали влажными от умиления.

— Ты будешь моей дочерью, Лизочка. Бедная моя, маленькая сиротка.

Она прижалась к нему:

— Вы возьмете меня с собой, Кроличек?

— Мы уедем сегодня. Ты никогда не была в Берлине? Ты увидишь, какой там порядок, как чисто. Я сведу тебя в Цоо. Это зоологический сад. Ты поступишь в немецкий пансион.

Он говорил все быстрее, вдохновляясь собственной добротой.

Лиза слушала, улыбаясь:

— Неужели правда?