Элита. На дне класса

Горка покачал головой, понимая, что именно так он должен сейчас сделать. Мелена вздохнула и вытерла слезы: на щеке осталась черная полоса.

– Конечно нет: нам не нужна ни жизнь в доме с тринадцатью комнатами, ни все шубы, которые у нее есть, ни частные занятия пилатесом, ни еженедельный сеанс инъекций, который, естественно, не проводится в закутке парикмахерской, как у обычных матерей. Не смотри на меня так. Да, я была в клинике детоксикации… дело не в том, что я стеснялась выложить тебе правду, а в другом… Ведь мне пришлось бы начать с самого начала, рассказав о том, как я стала долбаной наркоманкой, употребляющей сперва таблетки, потом кокаин, затем кетамин, чтобы слезть с кокса, потом мет, чтобы дергаться на танцполе до умопомрачения и забыть обо всем, а после – диазепам, чтобы уснуть… И мне приходилось охранять секрет все больше и больше и быть скрытной, и я предпочитала глотать, глотать и глотать. Мне не хочется ворошить дерьмо из прошлого. У меня была передозировка, Горка.

Я пошла на вечеринку, которая закончилась тем, что я оказалась лежащей на танцполе, с выпачканными рвотой лицом и волосами, полудохлая и измочаленная, как будто по мне пробежало стадо слонов. Меня нашли, когда зажгли свет перед закрытием. Никто мне не помог, никто не спас, люди видели, как я ползаю по полу, и, наверное, думали: «Смотрите, еще одна наркоманка, очередная ослепленная дура». И я сдалась.

Они вызвали скорую, меня отвезли в больницу, а мать отправила меня на детоксикацию. Кстати, у нее тоже был детокс, но от меня: она ведь познакомилась с парнем на «Райя» – это приватный «Тиндер» для известных людей, – и провела все время вместе с ним… как последняя свинья, пока я была заперта в палате, билась головой об стену и питалась одним рисом. Я несколько раз думала о смерти. Часто. Теперь понимаешь, почему я тебе ничего не рассказывала? Конечно, я сообразила, что ты захочешь, но не сумеешь мне помочь, и не собиралась никого подставлять… Незачем, чтобы еще больше людей знали об этом или ты чувствовал себя виноватым лишь потому, что не смог ничего сделать. Если честно, наверное, я решила тебя не разочаровывать. Это ужасно, Горка, и вот еще: если у тебя есть хоть две извилины в голове, ты можешь обмануть кого угодно в такой клинике. Думаю, в дорогих заведениях бывает по-другому, а в дешевых ты просто еще один пациент. Персоналу, как и всем остальным, было наплевать, вылечусь я или нет, поэтому я легко играла роль хорошей девочки, которая соглашается на любые процедуры… но я уже не принимаю наркотики, ну… почти. Я покуриваю и тому подобное, но в основном завязала: и вовсе не потому, что они помогли мне в клинике или Бог протянул мне руку помощи. Я чистая, потому что умная и сыта этой гадостью по горло. Ты только посмотри на мою кожу, она в ужасном состоянии. Как плохо… Наверное, когда меня топтали на танцполе, я ударилась о потолок, то есть о пол, пол, потолок… мне не нужно было обращаться в клинику, чтобы понять – надо меняться и прекращать все это. Ладно, Горка, твоя лучшая подруга была тайной наркоманкой. Эй, ты плачешь? Почему?

Он начал плакать, но не так, как Паула, когда та увидела танцы Марины, нет, он разревелся как ребенок, его лицо сморщилось, и поток слез хлынул по щекам.

Он не знал, что сказать, и отреагировал так, как мог.

Горке было больно осознавать, что Мелена находится в таком состоянии, и ему стало обидно, что она все скрывала и ничего не рассказала ему. Как бы подруга ни настаивала на том, что она крепкий орешек и никто не способен ей помочь, парень чувствовал вину за то, что не вытащил ее за волосы из клуба (хотя он не представлял толком, какой клуб она имела в виду).

Но он не взял ее за руку, когда все было плохо, когда она начала…

Горку расстраивало, что он оказался никудышным другом, даже не знавшим о ее пристрастиях. Ему следовало все понять, быть внимательным к ее «Сторис», изучать ее фолловеров, включить мозги, правда, надо признать и то, что Мелена – очень умна и искусно лгала, и было трудно догадаться, что за темные мысли роились в ее голове.

Надо заметить, что Горку вовсе не удивило то, что она в это вляпалась. Он слышал о тысячах случаев, когда детки с деньгами тайком попадают в подобные передряги, а родители даже ни о чем не догадываются, пока не становится слишком поздно и несовершеннолетних чад не найдут с передозом. К сожалению, это обычное явление, и каждый год в «Лас-Энсинас» случалось узнавать о трех или четырех жертвах, ступивших на скользкую дорожку. Но Мелена… Она… она была его подругой, что причиняло Горке сильную боль. Его мучили сотни вопросов, но он не хотел допрашивать ее, поэтому придвинулся к ней еще ближе, и они обнялись. И объятия были самыми искренними и взрослыми.

Горка и Мелена снова стали друзьями, но, вероятно, поднялись на три или четыре ступени в зрелости своих отношений.