Елизавета I

Вслед за Поулом Елизавету избегали и многие другие — члены Совета, королевские чиновники, придворные, постоянно толпившиеся во дворце и подхватывавшие на лету обрывки слухов о состоянии королевы. К этому времени, хотя скрытое сопротивление сохранялось и вооруженные стычки были не редкостью — все уже почти привыкли к испанскому присутствию и к испанцу — принцу-консорту. Тем не менее иностранного влияния продолжали опасаться, и даже, выказывая принцу знаки всяческого почтения, за спиной строили против него козни; наиболее решительные из заговорщиков время от времени возвращались к тайной надежде женить кого-нибудь из своих сыновей на Елизавете, ибо не исключено все же, что именно она может взойти в будущем на английский трон. Беременность Марии развеяла эти мечты, и хотя козни продолжались, придворные вслед за Поулом, а также видя, что на Елизавету во дворце практически никто не обращает внимания, общения с ней вовсе не жаждали.

Такую осторожность можно объяснить. К весне 1555 года в Англии усилилась религиозная напряженность, семейные и политические связи с протестантами (или скрытыми протестантами вроде Елизаветы — так, во всяком случае, считала Мария) привлекали к себе пристальное внимание, причем с разных сторон. Ибо если одни приветствовали жесткое подавление и искоренение протестантской ереси, точно так же как с нетерпением ожидали они появления на свет наследника престола — католика, как полного воплощения царствования Марии и победы ее веры, то у других суровые преследования на почве религии вызывали смутный ропот.

Начались они в феврале. Мужчин и женщин, подвергавших сомнению догматы римско-католической церкви и отрицавших авторитет папы, бросали в тюрьмы, заковывали в колодки, живьем сжигали на виду у напуганной и сочувствующей жертвам толпы. Большинство из несчастных были молоды, слишком молоды, чтобы вполне осознавать смысл учения, за приверженность которому их убивают, однако же, по словам единоверцев, многие умирали с ощущением высокого достоинства, что придавало им истинное величие. Ничто — ни медленная агония на костре, ни демонстрация обгоревших членов и угольно-почерневших лиц, ни даже жуткие пытки не могли лишить этих мучеников ореола святости. И чем ярче пылали костры, тем упорнее становился английский протестантизм.

И ни для кого не было секретом, что надежды свои протестанты связывали с Елизаветой. В брошюрах и листовках ее славили как настоящую королеву, проклиная в то же время Марию за преследования истинной веры. В стихотворной ли форме, в памфлетах ли, в очерках на политические темы на все лады склонялись имена узурпаторов — королевы Марии и ее мужа; и, напротив, высказывалась надежда на скорое возвращение Елизаветы из ее вудстокского плена. Происходили ночные сборища, на которых, совершив «еретический обряд», верующие «молились за свободу и процветание Елизаветы». Их хватали, бросали в темницы, но собрания продолжались, и, по мере того как королеве подходили сроки рожать, протестантское движение принимало все более широкие масштабы.

На улицах столицы повсюду валялись листовки, проклинающие Марию, — чаще всего ее изображали в виде женщины-монстра, кормящей грудью испанское отродье, — и торжественно призывающие на трон Елизавету.

Нарочно распространялись ложные слухи — будто Мария умерла, будто король Эдуард жив, недавно его видели в Кенте или Суррее, будто королева вовсе не беременна, или, иначе, ее начавшаяся под дурным знаком беременность разрешилась ужасным концом — появлением на свет «крота либо куска дрожащей плоти», какой и описать-то страшно.

Подобного рода литература (как и костры) подпитывала подстрекательские речи, да и не просто речи, но и прямое насилие, ибо среди протестантов были не только мученики, но и убийцы, и поджигатели. Как обычно, все вело к Елизавете. Авторство одной из наиболее распространенных и наиболее клеветнических по своему содержанию брошюр приписывалось ее итальянскому учителю Кастильоне, непримиримому противнику королевы Марии, которого однажды уже судили за какое-то преступление. По городу ходили тысячи экземпляров этой брошюры. В конце концов она попала в руки лорд-мэра, по слогу узнали итальянца, а от него нить потянулась к окружению Елизаветы и в конце концов к ней самой.

Все это и многое другое обрушилось на принцессу буквально в первые же дни после ее появления при дворе. И тогда же в городе чуть ли не раньше, чем во дворце, разнесся слух, что королева счастливо разрешилась от бремени. Ликующие толпы жгли огромные костры, по всему Лондону звонили колокола в честь рождения принца-наследника. Официальные лица — хоть никто ни королевы, ни ее якобы появившегося на свет ребенка не видел — поспешили с энтузиазмом подтвердить слух, и к полудню по улицам города прошло религиозное шествие, участники которого распевали благодарственные гимны; тогда же к берегам Фландрии отплыли суда, несущие добрую весть ко двору Карла V.