Елизавета I

Никто не сомневался, что, дабы сбить волну недовольства, Елизавета должна будет восстановить веру своих отца и брата, но в сложившейся ситуации требовалось действовать с величайшей осторожностью. Да, не только в городе, но и при дворе разыгрывались антиклерикальные представления, в которых вороны могли появляться в кардинальских шапках, ослы — в мантиях епископа, а волки выглядели точь-в-точь как аббаты, однако же в парламенте поначалу религиозное законодательство проходило медленно и туго, и это можно понять: церковная реформа была самым непосредственным образом связана с опасными подводными течениями в английских отношениях с континентальной Европой.

Стоит Елизавете совершить роковой шаг — пойти на разрыв с Ватиканом, как папа, чего все боялись, отлучит ее от церкви, и королевство «сделается легкой добычей любого государя, кто на него позарится». Англии не хватает солдат, военачальников, вооружений и даже денег, на которые их можно купить, а крепостные сооружения, по словам Грэнвилла, канцлера Филиппа, «и одного дня массированного артиллерийского обстрела не выдержат». С благословения папы французы и испанцы вторгнутся в страну и расчленят ее на несколько частей, если, конечно, их не убедить, что цели своей можно достигнуть и более простым, не столь дорогостоящим путем.

Как раз тут и показала себя Елизавета прирожденным мастером интриги. Не отзывая своего посла из Ватикана, продолжая служить в церквах мессы (с самыми незначительными отклонениями от канона), всячески оттягивая принятие парламентом церковных реформ, она таким образом предупреждала возможное отлучение; а одновременно поддерживала в Генрихе II Французском и Филиппе Испанском веру в то, что готова выслушать любые брачные предложения. Филипп сватался всерьез; он был первым по рангу и самым могущественным в ряду претендентов на руку Елизаветы, и она в течение нескольких месяцев намекала на то, что, несмотря на любые обстоятельства, готова выйти за него. В то же время она не прекращала тайных переговоров с посланцем Генриха (по слухам, он скрывался в дворцовых покоях Перри), возбуждая во Франции надежду, что может и порвать со своим опасным испанским союзником, если, конечно, Генрих пойдет ей навстречу в вопросе о принадлежности Кале.

Умело заигрывая таким образом и с французами, и с испанцами, Елизавета постепенно собирала воинство и накапливала вооружения, «добывая деньги, где только можно, и почти ничего не тратя на внутренние нужды», так, чтобы восстановить кредит среди антверпенских ростовщиков, которые могли бы финансировать ее военные операции. С первых чисел марта по лондонским улицам стали шнырять вербовщики, на призывных пунктах начало появляться все больше людей, во Фландрии же тем временем английские агенты заказывали порох, латы, палицы, торжественно обещая заплатить не позже чем через месяц — два. В предвидении французского вторжения через Шотландию срочно укреплялся Бервик-Касл, хотя потребовавшиеся на это расходы грозили подорвать и без того скудную государственную казну.

Вообще-то все это был чистый блеф, ибо Елизавета рассчитывала не на войну, а как раз на мир, и в какой-то момент — это было 18 марта, Вербное воскресенье, — ей сообщили, что английская делегация на континенте достигла соглашения о прекращении военных действий. К сожалению, Кале по этому договору должен был оставаться за Францией по крайней мере в течение ближайших восьми лет; затем при передаче города под владычество английской короны французы должны были в качестве компенсации выплатить пятьсот тысяч крон. Из этого следовало, что в конце концов Кале будет все-таки возвращен, к тому же не исключалось, что еще ранее могут вновь нарушиться дружественные отношения между Францией и Испанией.

Теперь, по достижении мира, парламентская процедура пошла живее, и в конце апреля были приняты Акты о верховенстве и единстве. По ним королева становилась главой церкви в Англии (хотя сама она предпочитала называться несколько иначе — «высшим предстоятелем»), и вновь пускался в обращение выпущенный еще при Эдуарде (в 1552 году) Молитвенник. Посещение мессы каралось тюремным заключением — пожизненным в случае трехкратного нарушения. Официально католической Англии пришел конец, хотя еще столетия она продолжала подпольное существование. Для испанцев это был день разочарования и гнева. «Мы утратили королевство — и тело его, и душу», — с горечью писал Фериа.