Елизавета I Австрийская

О, если бы я знала столько песен,Сколько у тебя волн, мое море,Я бы записала их для тебяИ преподнесла бы тебе.Все мои мысли и чувства,Весь мой смятенный разумЯ могла бы утопить в тебе…Ты моя хрустальная шкатулка,

Ты утешение для моего взора,Ты счастье моего бытия,Утром ты моя первая радость,А вечером я думаю о тебе перед сном.

Елизавета часами наблюдает за гордыми и свободными чайками и временами воображает себя одной из них, легко парящей над морской гладью. При этом она вспоминает Людвига II, который сравнивает себя с орлом, предпочитающим в одиночестве наслаждаться своим могуществом на вершине скалы. Орел как король гор и чайка как королева морей — мысль о сходстве этих образов напрашивается сама собой. Своему кузену она посвящает следующее четверостишие:

Тебе, высокогорный орел,Легкая морская чайкаШлет привет от бушующих волн

Прямо к заснеженным вершинам.

В Зандфорте императрица предается романтическим мечтаниям и без труда находит предмет для поклонения. Несколько раз ей попадается на глаза незнакомец, благородная и красивая внешность которого производит на нее глубокое впечатление. Елизавета всегда восхищается красивыми людьми, мужчинами или женщинами, а этот незнакомец, про которого она больше ничего не знает, настолько очаровал ее, что, вернувшись домой, она спешит к столу и выражает свои чувства в стихах:

Прочь, только прочь от тебя —Я этого больше не вынесу,Взволнованное сердце хочетПогубить легкомысленную голову.Я прикрываю свои глаза,Я больше не хочу тебя видеть,

Покой, покой любой ценой,Пока не исчезнут эти чувства.Ведь сегодня, когда я увидела тебя,Мне с трудом удалось сдержаться,Чтобы не всплеснуть руками так,Как если бы мимо меня прошел сам Господь.И чтобы не вскрикнуть во весь голос,И не упасть на колени.

О, как же это больно и трудно,И нервы больше не слушаются меня.Может быть, это и есть возмездие НемезидыЗа то, что для земной любвиМое сердце было и остаетсяНепредсказуемым и непостоянным?

В тот же день, когда императрица написала это романтическое стихотворение, произошло событие, напомнившее ей о несовершенстве земного бытия. Некий прилично одетый господин, как впоследствии выяснилось, голландец по фамилии Леон Биндсхейден, отодвигает зонтом веер, которым Елизавета, как обычно, прикрывает лицо. Не успела императрица опомниться, как сопровождающий ее детектив задержал странного мужчину. Согласно заявлению этого господина, он не знает императрицу в лицо и всего лишь хотел по привычке взглянуть на лицо женщины, прикрытое веером. Правительство Нидерландов выражает свое сожаление по поводу случившегося, а для Елизаветы этот случай становится небольшим предостережением от присущей ей беспечности, выражающейся в том, что она часто отказывается путешествовать или просто гулять в сопровождении охраны или хотя бы в сопровождения мужчины.

Тем временем сеансы лечебного массажа у доктора Метцгера подходят к концу, и Елизавета принимает решение возвратиться на родину с заездом в Гейдельберг и Фельдафинг. Она подвергает критическому анализу свои стихотворения, написанные в течение последнего месяца, и все больше склоняется к тому, чтобы покончить со стихосложением раз и навсегда. Императрица полностью отдает себе отчет в том, что ее стихотворные опыты весьма далеки от совершенства, поэтому во время одной из лодочных прогулок топит в море большую часть своих последних произведений.

В Гейдельберге императрицу ожидают Валерия, тренер по фехтованию и несколько лошадей. Из Гейдельберга эрцгерцогиня намеревается проехать вместе с матерью в Швейцарию, посмотреть руины замка Габсбург[393]. Но правительство Швейцарии находит это посещение нежелательным. Говорили также, что Франц Иосиф намеревался купить фамильный замок, но имперский Совет не одобрил этого.