Елизавета I Австрийская

Прочитав это письмо, которое принесла Ида Ференци, Елизавета в сердцах откладывает его в сторону. Она не привыкла к тому, чтобы с ней разговаривали в таком тоне. Ей и в голову не приходит, что данное письмо адресовано не императрице, а лишь незнакомке в маске. Поначалу она даже не может удержаться от гневных слов в адрес автора письма, однако затем все же меняет гнев на милость и с улыбкой говорит подруге: «Ну что ж, значит теперь он просто не получит того, что я придумала для него». Очевидно, императрица имеет в виду стихотворение, которое сочинила специально для данного случая. Как бы то ни было, но последнее письмо от Фритца Пахера остается без ответа.

Императрица Елизавета очень тяжело переживает, что теперь уже лишена возможности столь же беспечно относиться к своему здоровью, как ранее. Наряду с болями в ногах ее мучают и частые головные боли, вследствие чего она не переносит тряску конной езды и поэтому все реже предпринимает прогулки верхом. Прожитые Елизаветой сорок семь лет никак не отразились на ее внешности, но постоянство этих болей сильно сказывается на характере императрицы, мгновенно переходящей к печали.

Тем временем политическое положение на Балканах складывается критически. В силу принятых Берлинским конгрессом постановлений позиция Австрии требует перемен. Граф Калноки все еще стремился по возможности сохранить равновесие в напряженных отношениях с Россией, не обостряя их еще больше активными действиями на Балканах, сторонником которых до сего времени выступал Андраши, не занимающий ныне руководящей должности. Разрешению этих проблем должна способствовать встреча августейшей четы 25 и 26 августа с царем в Кремсиере. Труппа Ишля, поразившая весь свет «Мотом» со Шратт в роли Росл и с Жирарди в роли Валентина, подкрепленная актерским составом городского театра, приглашена в Кремсиер и дает там праздничное представление, после которого императорской чете были представлены известнейшие деятели искусства, среди которых и Катарина Шратт. Супруги дарят актрисе теплые слова похвалы. Из Кремсиера Елизавета возвращается в Ишль, где подолгу гуляет с Валерией. В те дни, когда нельзя совершать больших прогулок, она отправляется, даже если идет проливной дождь, в близлежащий Йанцен, «мамину волшебную гору», как его называет Валерия. Отдых там наиболее приятен Елизавете, она пишет стихи, мечтает, изливая душу дочери, лучшей и ближайшей своей подруге, чей дневник станет впоследствии настоящим зеркалом души и тайных чувств императрицы, так как Валерия ежедневно с необычайной точностью и достойным подражания усердием записывает почти каждое слово, сказанное матерью. Однажды, б сентября, Елизавета ведет свою дочь в горы, в место, и доныне поражающее своей уединенностью. По приказу императрицы, как сюрприз для любимой Валерии, здесь воздвигнута часовня. Под удивительно красивым ликом Святой Марии — первые строки стихотворения Елизаветы:

О, открой твои объятья,

Мария, которой мы поклоняемся!Сбереги в своих руках домВ долине у ног твоих!О, благослови это местечко,

И пусть вокруг неистовствует буря,Под твоей защитой он выстоит,Сохраненный твоей милостью.

Елизавета передает своей уже семнадцатилетней дочери продолжение этого стихотворения, которого нет на камне:

И позволь когда-нибудь со временемУйти отсюда детям…Девушкам, чистым как снег на крыше,Сильным как скала юношам,

В истинно светлую высь,Мария, пусть это будет твоим подарком!

Слезы подступают к глазам Елизаветы при мысли, что Валерия когда-нибудь выйдет замуж и покинет ее. «У меня предчувствие, — говорит Елизавета, — что твой старший сын станет кардиналом, а другой — поэтом». Елизавета по-прежнему большую часть времени отдает сочинению стихов, в которых часто подтрунивает над собой. Уповая на волю Бога, она не желает лишь, чтобы весь свет потешался над ней, как над румынской королевой Кармен Сильвой, приславшей Валерии свой портрет, вызвавший немало улыбок. Изображенная на фоне леса в национальном костюме, с растрепанными волосами, королева Румынии смотрится на нем настоящим «синим чулком». «Совсем как актриса», — замечает Елизавета.

9 сентября императрица едет с Валерией и старшей дочерью, гостящей у нее, в охотничьи угодья Айзенэрц, в хижину Радмер. Гизела, в общем и целом, во вкусах, взглядах, чувствах очень отличается от Валерии, но тем не менее сестры отлично ладят, и младшая восхищается Гизелой, являющейся для нее идеалом женщины и матери. Но все же Елизавета и Валерия понимают друг друга гораздо лучше.