Елизавета I Австрийская

Елизавета написала уже множество стихотворений. В Геделле приглашается племянница госпожи Фрайин фон Валлерзее, чтобы, сохраняя строжайшую тайну, всё переписать начисто. Вечером госпожа Валлерзее читает императрице стихи, несколько измененные и улучшенные, затем обе дамы идут в типографию, где служащий и наборщик принимают шкатулку с листками, дают обет молчания и обещание опубликовать их после смерти Елизаветы.

Каждый вечер Валерия читает матери «Одиссею». Идиллию жизни императрицы лишь изредка нарушают проблемы императора, связанные с внутренней и внешней политикой.

В Геделле, в узком кругу семьи, куда входит также брат императрицы герцог Карл Теодор, врач-окулист, обсуждают возможность войны в свете усиливающейся напряженности в отношениях с Россией[430]

. Взвешиваются соображения о реальности всеевропейской войны. «При сегодняшнем вооружении и воинской выучке никто не может желать войны, — высказывает свое мнение Франц Иосиф, — если же дело дойдет до этого, то Австро-Венгрия, очевидно, объединится с Германией, Италией и, может быть, с Англией, а противовес им составят Россия и Франция, но и без этого перевес сил сейчас на русской стороне». — «Но что же может стать причиной войны?» — спрашивает эрцгерцогиня Валерия. «Этого не знает ни один человек, — отвечает Франц Иосиф, — собственно говоря, причины нет».

20 декабря 1887 года к императрице в Геделле прибывает барон Варсберг. Он высок, худощав, рыжеус, хотя волосы уже седеют, черты лица резки и выразительны, во взгляде светятся ум и проницательность. Императрица высоко ценит его «оригинальность мышления» и засыпает барона, по выражению самого Варсберга[431], своими подарками. «Ее любезность граничит с назойливостью. Быть может, она никого больше так к себе не приблизит, как меня», — временами думает Варсберг. Но он переоценивает ситуацию, существует множество людей, имеющих постоянный доступ к императрице.

24 декабря — день пятидесятилетия Елизаветы. Но это вовсе не счастливый день. Императрицу тяготят мысли, что прошло уже полвека со дня ее рождения. И не потому, что возраст вредит ее красоте, как утверждают злые языки, не имеющие доступа ко двору, а потому, что императрица внутренне недовольна этим периодом жизни, прожитым нервно и невесело. Она со временем свыклась с придворной жизнью, но чувствует себя в достаточной степени комфортно только вдали от общества.

Чтобы повидать любимую дочь, Елизавета возвращается домой. И хотя духовная близость супругов еще сохраняется, их жизненные цели и интересы уже давно не имеют общих точек. Франц Иосиф с высот благоразумия и рассудительности не понимает фантазий императрицы, ее увлечения творчеством Гейне и стихосложением. Он чувствует себя одиноким, так как Елизавета почти всегда в отъезде. Ему больно, что супруга не принимает участия в делах, определяющих судьбу империи, чуть больше этого ее заботит двор, она всегда печальна, а ее представления о государственных проблемах очень далеки от истины. Становится абсолютно ясно, что простая, умная, жизнерадостная, обладающая чувством юмора, далекая от эгоизма, трезво мыслящая Катарина Шратт, разговаривающая с императором просто и откровенно, все больше и больше его пленяет.

Императрицу гнетет вина за одиночество супруга, ведь в 1887 году их совместная жизнь измерялась лишь днями. Она поддерживает знакомства, за которыми нет ничего, кроме товарищеской дружбы, своим отсутствием оставляя императору известный простор в его каждодневных заботах по управлению государством. Повелев Ангели нарисовать портрет актрисы, Елизавета посещает в 1886 году на озере Вольфгангзее госпожу Шратт, проводя время в болтовне о собственных увлечениях.

Кронпринц Рудольф и его супруга также прибывают в Геделле к пятидесятилетию императрицы. Но настроение всех присутствующих далеко не праздничное. Герцог Карл Теодор разглядывает кронпринца: «Без сомнения, очень значимое лицо при дворе, — думает он, — но не настолько, как кажется ему самому. Он слишком слабоволен. Его окружение подавляет все его желания и делает из него иногда несимпатичного, ужасного человека».

В этот рождественский вечер императрицу мучают сильные боли в ногах, и она, как всегда с наступлением зимы, мечтает о юге. Валерия с беспокойством наблюдает за подобным душевным настроем матери. Она вновь обращается к человеку, умеющему сохранить ее доверие своим молчанием, — Мере Майер, настоятельнице Сакре-Коуэр в Вене, хранящей тайну о предстоящем браке с Францем Сальватором. Юная эрцгерцогиня раскрывает ей свое сердце, жалуясь на тяжесть последствий нерешенных проблем, опасаясь за состояние души своей матери, сетуя на то, что «тень» эрцгерцогини Софии все еще препятствует нормальному взаимопониманию между императором и императрицей.