Елизавета не хочет покидать Вену до тех пор, пока сохраняется угроза войны, но похоже, что надежд на примирение почти нет. «Иногда мне кажется, — пишет она матери[154]
, — что даже самая печальная определенность была бы для меня лучше этого бесконечного ожидания».В апреле двор к радости Елизаветы переезжает из Хофбурга в Шенбрунн. «Стоит чудесная погода, — пишет она своей чтице[155]
, — и я очень рада уехать из города, здесь я чувствую себя гораздо свободнее, тем более что мне наконец-то разрешили ездить верхом без сопровождающих».Елизавета уклоняется и от участия 1 мая в традиционном торжественном выезде на Пратер, во время которого обычно собираются толпы зевак, желающих лицезреть императорскую чету. «В этом году, — пишет Елизавета своей матери[156]
, — я праздную первое мая не так как обычно — утомительно и скучно, а, сославшись на кашель, останусь дома, что несравненно лучше, чем разъезжать по аллее взад и вперед на глазах у чрезмерно любопытной публики… В Фюред[157] я не поеду, потому что время сейчас очень тревожное, война на пороге, и я никак не могут оставить императора одного».Императрица оказалась права. 3 мая Франц Иосиф в письме к матери признается, что он не представляет себе, как можно было бы избежать войны без отказа от великодержавного статуса Австрии. В эти неспокойные дни Франц Иосиф всегда радуется, если ему удается выкроить несколько часов свободного времени, чтобы во второй половине дня в воскресенье отвлечься от государственных дел и, как рядовой гражданин, прогуляться по лесу до Хайнаха.
Тем временем Пруссия 8 мая приводит всю армию в полную боевую готовность, после чего и Австрия мобилизует свои войска на севере и на юге. Шурин императрицы, свергнутый с престола король Неаполя, намерен в случае войны организовать восстание в Италии и в связи с этим просит у Франца Иосифа денег. Император дает ему миллион франков, хотя он и не очень рассчитывает на эту помощь.
Все сообщения, которые Елизавета в эти дни получает из Баварии, вызывают у нее озабоченность. Ее сестру Софию хочет сосватать очередной претендент на ее руку и сердце, некий испанский принц. Со слов мужа у императрицы сложилось о нем впечатление как о «грубом, неотесанном субъекте». К тому же она весьма низкого мнения об испанском дворе, и стоит ей только представить Софию в этой удушливой атмосфере, как ей сразу становится не по себе. Уж лучше тогда пусть будет Людвиг Виктор, чем этот принц. «Брат императора в самом деле хороший человек, — полагает она, — может быть, у них еще что-нибудь получится».
Король Баварии по-прежнему делает вид, что ему нет никакого дела ни до войны и военных приготовлений. Вместо этого он не прекращает попыток вновь сблизиться с Рихардом Вагнером, для чего 21 мая тайком от всех едет к нему в Швейцарию. «Я слышала, что короля снова нет на месте, — замечает Елизавета по этому поводу[158]
, — уж лучше бы он побольше занимался управлением страной в эти трудные времена».Императрица недоумевает по поводу того, что война до сих не разразилась. «Нас постигла бы величайшая милость Господа, — считает она[159]
, — если бы король Пруссии внезапно скончался и мы были бы тем самым избавлены от многих несчастий». В это нелегкое время Елизавета часто обращается к Богу за поддержкой и сочувствием. «Я могла бы сейчас о многом попросить Господа» — полагает она. Ей нелегко покидать своего супруга в преддверии грозных событий. По дороге в Ишль Елизавета принимает решение вернуться к мужу как можно раньше.15 июня 1866 года следует объявление войны, а уже на следующий день прусские войска пересекают границы ее страны. В возбуждении, смешанном с отчаянием, Елизавета просматривает газеты. Каждый день она пишет императору длинные письма. По сравнению с 1859 годом она испытывает еще большее беспокойство, уже хотя бы потому, что шесть лет назад она не переживала за своих братьев. Дело в том, что и Бавария вступает в войну на стороне Австрии, но делает это нехотя, лишь во исполнение принятых ею на себя моральных обязательств, ибо, как выразился граф Бломе, «союзнический долг и общественное мнение просто не позволяют ей поступить иначе»[160]
.Если бы все зависело только от решения короля, до этого наверняка бы не дошло. В дни перед объявлением войны Людвиг II уединился на острове Роз озера Штарнбергерзее, и в течение трех дней министры не могут попасть к нему на прием. Однажды вечером он устраивает фейерверк на своем острове, и это в то время, когда дело идет о войне и мире. «Некоторые начинают подумывать о том, что король не в своем уме», — замечает по этому поводу граф Бломе[161]
.