Между тем в самой Австрии пребывание императорской четы в Венгрии вызывает смешанные чувства. «Мне докладывают, — замечает Франц Иосиф в письме к матери[149]
, — что в Вене опять занялись привычным делом, снова чего-то боятся, на этот раз того, что я выполню слишком много требований со стороны Венгрии, разрешу им создать собственное министерство и т. п. Ничего подобного даже не приходит мне в голову… а в Вене опять много недовольных. Ох уж эти мне венские доброхоты! Дела наши продвигаются хотя и не очень быстро, но и не стоят на месте. Мы проявляем, с одной стороны, твердость в отстаивании наших позиций, а с другой стороны, доверие и дружелюбие, а также уважение к особенностям венгерского национального характера. Сиси очень помогает мне своей вежливостью, тактичностью и знанием венгерского языка, на котором даже предостережения в адрес местных радикалов, да еще и из уст моей красавицы жены, звучат не слишком строго».Между тем даже император не представляет себе до конца, сколь велико восхищение венгров его супругой. Однажды во время посещения института благородных девиц в Будапеште она обращается к его настоятельнице на венгерском языке. Но та по национальности итальянка и ни слова не понимает по-венгерски. «Надеюсь, следующий раз вы сможете ответить мне на венгерском языке», — говорит ей Елизавета. Не прошло и двух недель, как императрица вновь посещает институт, но на этот раз настоятельница сказывается больной. Однако императрица все равно находит ее, говорит ей что-то по-венгерски и, не получив ответа, быстро выходит из комнаты. Вскоре после этого настоятельнице приходится оставить свой пост[150]
. Дьюла Андраши, который не пропускает ни одного приема или праздника с участием императрицы и с которым Елизавета раньше всех нашла общий язык, с удовлетворением отмечает, что его собеседница все чаще соглашается с его идеями. Однажды в разговоре с ним Елизавета призналась: «Я беседую с Вами доверительно, делюсь с Вами тем, что я говорю далеко не каждому. Когда у императора не ладятся дела в Италии, я ему сочувствую, но когда то же самое относится к Венгрии, меня это просто убивает». 5 марта после шестинедельного пребывания в Венгрии императорская чета покидает Будапешт. На вокзале Елизавета говорит на прощание: «Я очень надеюсь в ближайшее время вернуться в горячо любимую мною Венгрию». При этом она вкладывает в слово «любимая» столько тепла и нежности, что у всех провожающих на глаза наворачиваются слезы.Тем временем в Вене противники нормализации отношений с Венгрией пытаются ослабить позиции провенгерски настроенных придворных. Так, например, в министерство иностранных дел поступает донесение из полиции, в котором Ида Ференци, входящая в ближайшее окружение императрицы, обвиняется в том, что она, поддавшись влиянию радикально настроенных депутатов ландтага, пытается распространить это влияние и на свою госпожу[151]
. Однако императора теперь беспокоят не только отношения с Венгрией, но и активизация гегемонистских устремлений Германии. Неугомонный Бисмарк хочет разрубить гордиев узел и объединить германские государства под эгидой Пруссии, без участия Австрии. Для достижения своих целей он даже готов прибегнуть к военной силе. Германский канцлер уже заключил союз с Италией, а в марте и апреле 1866 года становится очевидным, что войны не избежать. Подобное развитие событий удручает Елизавету. Она задается вопросом, как это скажется на ее родной Баварии и тем самым на ее родительском доме. Ей, правда, известно, что король Баварии Людвиг II меньше всего помышляет об участии в военных действиях на стороне Бисмарка. В то же время нет никакой уверенности и в том, что Австрия может рассчитывать на него как на своего союзника. Вот что докладывает, к примеру, 28 марта австрийский посланник в Мюнхене[152]. «Молодой король и не думает отказываться от своего беззаботного образа жизни. Он говорит: «Я не хочу войны!» — но больше его ничего не интересует».Елизавета хотела бы побывать на родине в Поссенхофене, где за последнее время произошло много знаменательных событий. В частности, ей уже давно не дает покоя история с замужеством ее сестры Софии, которую сначала хотели выдать за герцога Филиппа Вюртембергского, но из этого ничего не вышло. А совсем недавно, в марте 1866 года, с намерением предложить Софии руку и сердце в Поссенхофене побывал брат императора эрцгерцог Людвиг Виктор.
Герцогиня Людовика всей душой поддерживает эту идею, но беда в том, что молодые люди не нравятся друг другу. Несмотря на то, что ее мать тяжело переживает очередную неудачу, Елизавета считает, что ее сестра поступила честно и мудро, отказав жениху, которого она не любит. «Император, — делится императрица своими соображениями на этот счет в письме к матери[153]
, — с самого начала не верил в удачу. Было бы здорово, если бы София нашла себе мужа, которого она бы любила и с которым была бы счастлива. Но кто мог бы им стать?»