Елизавета I Австрийская

Чем ближе день, когда должно произойти долгожданное прибавление в императорской семье, тем больше нервничает Елизавета. Она очень тоскует по своему супругу. «Я чувствую себя хорошо, но мне без тебя очень скучно», — признается она Францу Иосифу. Император не теряет надежды на то, что у Елизаветы родится сын, но она сама уверена, что это будет дочь и даже уже придумала для нее имя. Императрица хотела бы назвать девочку Валерией[240]. Предчувствия не обманули Елизавету: 22 апреля у нее рождается дочь. Франц Иосиф так описывает ее в письме к Рудольфу: «Твоя сестричка очень славная девочка, у нее большие голубые глаза, пухлый носик, невероятно толстые щеки, крохотный ротик и такие густые темные волосы, что, кажется, их уже можно стричь. Она хорошо сложена и бодро машет во все стороны ручками и ножками»

[241].

На этот раз Елизавета твердо намерена сама заниматься воспитанием дочери. Эрцгерцогиня София уже не столь влиятельна, как прежде, и не может больше отнять ребенка у императрицы.

Молодая мама не спускает глаз с дочурки, ревностно отстаивает свои права и никого не подпускает к девочке без своего личного разрешения. Вскоре за малышкой, которой императрица явно отдает предпочтение перед двумя другими, гораздо более старшими детьми, выросшими вдали от матери, при дворе закрепляется прозвище «Единственная». Не прошло и трех недель со дня появления принцессы на свет, как объединение еврейских женщин Вены уже предлагает зачислить ее своим почетным членом[242].

Императрица довольно долго восстанавливается после этих четвертых в ее жизни родов. 9 июня 1868 года, несмотря на слабость и неважное самочувствие, она переезжает из Венгрии в Ишль. Она очень расстроена из-за того, что ей пока не разрешают ездить верхом, и ее вновь охватывает плаксивость и меланхолия. В таких случаях Франц Иосиф всегда советует ей съездить в Поссенхофен, где, как он заметил, в кругу семьи к ней обычно возвращается хорошее настроение. 9 августа 1868 года императрица прибывает в Гаратсхаузен у озера Штарнбергерзее[243]. Здешним обитателям после размолвки с королем Людвигом II по поводу его не-состоявшейся женитьбы на Софии пришлось пережить немало тревожных минут. Но слишком долго так продолжаться не может, и семья герцога ищет примирения со своим монархом, что отнюдь не просто в связи с его совершенно непредсказуемым характером. И если кто-нибудь и способен достичь этой цели, то именно Елизавета, к которой король по-прежнему испытывает глубокое почтение. Собственно говоря, это и послужило в свое время главной причиной его помолвки с сестрой императрицы, ибо, как полагал баварский король, если он и сможет ужиться с какой-нибудь женщиной, то именно с сестрой красавицы-императрицы. Между тем странностей в поведении Людвига II появляется все больше. Его любимейшим занятием в дневное время становится фотографирование, а по ночам он предпочитает ездить верхом на освещенном множеством огней придворном ипподроме. Больше всего насмешила Елизавету история о том, как король однажды скакал в Инсбрук. С картами в руках он пришел на ипподром, потребовал двух коней, одного для себя, а другого для одного из своих наездников, и, пока их седлали, устроился за столом и занялся вычислением разницы между расстоянием до Инсбрука и длиной окружности своего ипподрома. Затем он взобрался на лошадь и принялся скакать по ипподрому вместе со своим бедным напарником, с восьми часов вечера до трех часов ночи, преодолев за это время, по своим расчетам, расстояние, примерно равное пути до Куфштейна. После этого он слез с коня, слегка подкрепился и опять пустился вскачь по дорожкам ипподрома. Проскакав целый день и целую ночь и в итоге преодолев расстояние, равное тому, которое он себе наметил, король, весьма довольный собой, спустился на землю и спокойно пошел домой[244]

.

Король давно не встречался ни с кем из семьи герцога. Впервые после долгого перерыва это произошло в мае 1868 года совершенно случайно и при довольно-таки забавных обстоятельствах. Однажды во время скачек вокруг озера Штарнбергерзее лошадь споткнулась и упала, сбросив всадника. Лошадь разбилась насмерть, король не пострадал, однако теперь ему предстояло пешком возвращаться домой. По дороге ему попалась деревенская телега, и, устроившись в слегка запачканном костюме наездника на охапке сена, король велел крестьянину отвезти его в Мюнхен. Случаю было угодно, чтобы в это время навстречу ехала семья герцога в двух роскошных экипажах. Крестьянин почтительно уступил им дорогу, и вышло так, что король, которого привыкли видеть в золоченых каретах с богатой упряжью, впервые после расторжения помолвки с Софией предстал пред очи своей бывшей невесты в столь малопривлекательном виде.