Елизавета Петровна

Цесаревна переполошилась не напрасно. Осенью 1728 года ей реально светил либо монастырь, либо немецкое захолустье. К счастью, и Остерман, и Долгоруковы, пожалев красавицу, остановились на втором, более мягком варианте — эмиграции посредством замужества. Но, к их удивлению, Петр II проект забраковал. Почему? Гофмейстеры пришли к выводу, что в этом виноват Бутурлин, «раб» Елизаветы и друг императора. Опала, постигшая цесаревну, на него не распространялась. Царь и генерал оказались товарищами по несчастью — страдали от неразделенной любви к одной женщине, что их еще больше сдружило. И, как истинные рыцари, они не опустились до мелкой мести предмету воздыхания. Бутурлин посоветовал не мстить, а государь с ним согласился. Так, похоже, интерпретировали ситуацию вице-канцлер и обер-камергер, потому что приложили максимум усилий, чтобы разлучить Бутурлина с тринадцатилетним Петром. Почти четыре месяца они убеждали тестя Бутурлина М. М. Голицына освободить его из-под своей опеки и дать какое-никакое самостоятельное задание. В апреле Бутурлину доверили передислокацию на Украину трех пехотных полков. В отсутствие соперника Иван Долгоруков нашептал государю что-то нехорошее про «раба» Елизаветы, и Петр II в гневе разжаловал генерала в подполковники, отобрал звезду и ленту ордена Святого Александра Невского и предписал отправиться на Каспий — усмирять горские народы^{11}

.

Правда, на сей раз Остерман ошибся — Петр II и без Бутурлина не позволил добить цесаревну. Однако ее третировали, унижали, придирались по пустякам, сокращали денежное и материальное содержание, репрессировали друзей и преданных слуг — в общем, делали ее жизнь невыносимой с единственной целью: чтобы она сама попросила об отъезде в чужие края в качестве чьей-либо невесты. Елизавета стойко сносила унижения, придирки, потери. Только однажды поколебалась — или притворилась, что колеблется. В первые дни декабря 1728 года, когда вынужденное венчание выглядело неминуемым, она попробовала спутать Остерману карты. Цесаревна поинтересовалась у польского посланника Иоганна Лефорта, где сейчас обретается Мориц Саксонский и не собирается ли в Москву. Примерно за полгода до этого внебрачный сын короля Августа II и будущий маршал Франции тоже искал руки прекраснейшей из принцесс. Разумеется, Остерман поручил супруге Лефорта аккуратно разведать, правильно ли он понял намек цесаревны. «Разведка» продлилась до середины марта. К тому времени девушка поняла, что кто-то при дворе покровительствует ей, и на давление вице-канцлера ответила дерзостью.

Де Лириа сообщил в реляции от 3 марта 1729 года: «Поведение принцессы Елисаветы с каждым днем… делается хуже и хуже. Она без стыда делает вещи, которыя заставляют краснеть даже наименее скромных». Опять герцог боится назвать эти «вещи». Чего же не стыдится цесаревна? Публично прогуливаться по Москве под руку с возлюбленным — Алексеем Шубиным. Враги возмущаются, а пресечь скандал не могут, ибо Петр II запретил трогать и тетку, и счастливого соперника. В депеше от 28 апреля Лефорт приписал: «Здесь есть еще гвардейский унтер-офицер, бывший… наперсником великой княжны Елисаветы. Ему готовят теперь поручение в Сибирь». Дипломат выдавал желаемое за действительное: не готовят, а хотели бы готовить, да не смогли.

Вот такой любовный треугольник образовался в России на вершине властной пирамиды. И все страдали: и Петр II, и Елизавета с Шубиным, и Остерман с Долгоруковыми. Ведь согласно завещанию Екатерины I законной наследницей престола являлась Елизавета Петровна. Годовалый голштинский принц Карл Петер Ульрих, сын Анны Петровны, умершей через месяц после его рождения, со дня крещения по протестантскому обряду из списка претендентов выбыл. Так что и Остерман, и Долгоруковы страшились политического воскрешения сущей бестии Елизаветы и лихорадочно искали способ воспрепятствовать ему. Ничего лучше сводничества не придумали: правдами и неправдами заставили царя-подростка обручиться 30 ноября 1729 года с сестрой обер-камергера Екатериной Долгоруковой. Со свадьбой спешили, как на пожар, дабы получить противовес коварной цесаревне: в случае чего можно было провозгласить преемницей Петра II его супругу.

Де Лириа констатировал: государь «сохраняет к принцессе всегдашнюю любовь». Поэтому Долгоруковы помешали царю прийти к Елизавете на день рождения 18 декабря — увезли охотиться на медведя и вернулись только под утро. А в одну из следующих ночей отрок улизнул из дворца и примчался к цесаревне. Разговор быстро превратился в рев. Каждый рыдал о своем: племянник — о предстоявшем постылом браке с нелюбимой, тетка — о всеобщей враждебности к ней. Прощаясь, Петр пообещал вскорости всё «переменить», но исполнить обещание не смог или не успел. Подхватив где-то оспу, юный император умер через полторы недели, в ночь на 19 января. Не искал ли он, разочаровавшийся в 14 лет во всём и всех, собственной погибели, выбегая едва одетым на «страшный холод», общаясь с заболевшими коварным недугом?^{12}