Елизавета Петровна

Сенат потерял влияние на центральные ведомства государства, зато обзавелся правом в рамках действующего законодательства, и даже используя пробелы в нем, управлять всей экономикой империи без оглядки на царицу. Ему напрямую подчинялись: коллегии — Камер- (сбор налогов), Штатс- (бюджет), Коммерц- (контроль над внешней торговлей), Берг- (курирование разработки недр и литейного производства), Мануфактур- (руководство предприятиями легкой промышленности), Вотчинная (учет земель), Юстиц- (судопроизводство), Ревизион- (инспекции), Экономии (церковное имущество); несколько канцелярий (Ямская, Монетная, Конфискации, от строений), контор (Раскольническая, Соляная, Герольдмейстерская) и приказов (Судный, Сыскной, Сибирский). Из перечня видно, что забот у сенаторов вполне хватало и после изъятия из их ведения шести престижных коллегий.

Между тем благодаря описанной реформе Елизавета Петровна добилась максимальной оптимизации системы государственного управления за счет колоссальной экономии времени. За повседневную рутину отныне отвечал Сенат, плюсы и минусы международной конъюнктуры взвешивал Императорский совет, Кабинет наводил справки, вел всю переписку императрицы, выполнял разные деликатные миссии и смело брался за рискованные экономические эксперименты, на которые сенаторы не отваживались или просто не верили в их успех. В итоге государыня могла, не отвлекаясь, целиком сосредоточиться на обдумывании проблем первостепенных, важных или спорных, то есть заняться любимым делом, о котором мечтала в юности и ради которого рвалась к престолу еще в 1727 году.

Отметим: бал, охота или светская болтовня — вовсе не помеха размышлениям. Оригинальная идея всегда приходит в голову неожиданно, и подсказать ее может что угодно. Не случайно в правление дочери Петра рамки свободы слова раздвинулись как никогда. В отличие от Анны Иоанновны Елизавета Петровна не боялась критики, потому что в тирадах скептика нет-нет да и проскальзывало какое-нибудь рациональное зерно, а чья-либо строптивость свидетельствовала о том, что предварительные расчеты государственных мужей нуждаются в корректировке.

Два десятка книг из библиотеки Елизаветы освещали историю Франции, из них больше половины подробно разбирали правление двух королей XVII века — Людовика XIII и Людовика XIV. Несомненно, наша героиня сравнивала их. А кого же сочла достойным подражания? Нет, не «короля-солнце», а его отца! Она обратила внимание на эффективность тандема пассивного монарха и активного первого министра. Второго все боялись, ненавидели и желали погубить, первого же презирали, жалели и… не трогали. На Людовика XIII, терпимого к протестантам, никто не покушался, хотя два предыдущих короля были пронзены кинжалами католиков. Грозу от Людовика отвел на себя Ришелье, которого пытались убить несчетное количество раз. Не правда ли, министр-«громоотвод» — неплохое «лекарство» против интриг дипломатов, потенциальных наследников и партийных фанатиков?

И для России вполне пригодное! Причем кандидата на роль русского Ришелье Елизавета подыскала заранее. Эрнст Иоганн Бирон справился бы с ней блестяще, кабы дуэту сопутствовала удача. Но импровизация Миниха спутала все карты. Конечно, по восшествии на престол царица амнистировала герцога, вернула из Сибири, поселила с семьей в Ярославле за казенный счет, позаботилась об охране и обслуживающем персонале. Вот только реабилитировать даже не пробовала — слишком ненавидели курляндца в русском обществе. Даже проживание в столицах ему не рекомендовалось ради собственной же безопасности.

В общем, Елизавета Петровна огляделась вокруг в поисках подходящей кандидатуры и остановила взор на Алексее Петровиче Бестужеве-Рюмине, 12 декабря 1741 года пожаловав его в вице-канцлеры. «Испытательный срок» длился до декабря 1742-го. Именно тогда Иоганн Лесток, первый лейб-медик императрицы, вдруг обнаружил, что встречи государыни с Бестужевым участились, как и высочайшие резолюции, солидарные с мнением нового министра иностранных дел (канцлер А. М. Черкасский скончался 4 ноября 1742 года).

Лесток, годом ранее хлопотавший за Бестужева, возмутился неблагодарностью вице-канцлера и открыто осудил бывшего протеже. Личный конфликт стремительно приобрел черты межпартийного, ибо доктор питал слабость к Франции, а дипломат — к Англии. Елизавета Петровна не преминула воспользоваться распрей, направив ее в конструктивное русло. В Императорском совете они заспорили об условиях мира со Швецией, поневоле расколов членов собрания на тех, кто выступал за серьезные уступки (друзья Лестока), и тех, кто был против (друзья Бестужева). К лету 1743 года формирование двух фракций — профранцузской и проанглийской — завершилось, а вместе с ним завершилось и становление политической системы дочери Петра Великого.