Елизавета Петровна

Осень 1742 года предопределила воцарение в 1761-м Петра III — бездарного политика, неплохого инженера, имевшего мягкий нрав, но подчас капризно-упрямого. Государыня, сознававшая, чем подобное сочетание чревато для России, попробовала исправить положение. Академику Якобу Штелину она доверила привить молодому великому князю увлечение историей, а с ее помощью пробудить интерес к политике. Обуздать характер племянника тетушка рассчитывала посредством крепкой дружбы или влюбленности. В течение 1743 года императрица со Штелином при содействии Брюммера и Берхгольца пыталась добиться успеха. Но, увы, уроками истории Петр Федорович тяготился, как и прежде, не завел ни дружбы, ни серьезной сердечной привязанности. Елизавете Петровне поневоле пришлось прибегнуть к крайней мере — женить великого князя^{45}

.

Критерий отбора невесты в сложившейся ситуации был один: девушка должна нравиться жениху; от этого зависели и гармоничность семейной жизни, и, как следствие, сглаживание человеческих недостатков великого князя. Ни о каких политических расчетах в данных обстоятельствах речь идти не могла. Как бы ни расхваливали императрице достоинства претенденток (канцлер Бестужев-Рюмин — саксонской принцессы, а обер-гофмейстер Брюммер и лейб-медик Лесток — ангальт-цербстской), ее прежде всего интересовало мнение самого великого князя. Очевидно, тот на прямой вопрос тетушки назвал имя Софии Фредерики Августы Ангальт-Цербстской, с которой познакомился летом 1739 или 1740 года. Бойкая и непоседливая Фике, как называли ее домашние, по-видимому, произвела впечатление на юного принца. Он не только запомнил «кузину», но и пожелал встретиться с ней вновь. Елизавета Петровна отнеслась к желанию племянника с пониманием и велела Брюммеру послать в Цербст, жене и дочери князя Христиана Августа, приглашение приехать в Россию.

В середине декабря 1743 года курьер покинул Санкт-Петербург, а уже вечером 9 февраля 1744-го в Головинском дворце в Москве состоялись смотрины принцессы. Если до того сомнения и посещали Петра Федоровича, то повторное знакомство их быстро рассеяло. Пятнадцатилетняя Фике его очаровала, а он, в свою очередь, покорил сердце девушки. Императрице тоже приглянулась немецкая гостья — внешностью, живостью натуры, целеустремленностью. Государыню смутил лишь слишком узкий круг интересов юной особы, ограничивавшийся любовными пересудами, драгоценными побрякушками, танцами до упаду да разными забавами, что было обычно для барышни той эпохи, но недостаточно для будущей великой княгини, особенно если учесть, что от нее ждали благотворного влияния на жениха. Увы, будущая Екатерина Великая в 1744 году нисколько не напоминала ту расчетливую, амбициозную девицу (точь-в-точь Елизавету Петровну образца 1725 года), какой она предстает в своих знаменитых мемуарах.

И российские, и иностранные документы первых полутора лет проживания в России принцессы Фике рисуют прямо противоположный облик: легкомысленной прожигательницы жизни, хотя и не лишенной политических убеждений, которые, как легко догадаться, совпадали с политическими пристрастиями ее матушки Иоганны Елизаветы и матушкиных друзей Брюммера, Берхгольца, Лестока, Мардефельда. Это и немудрено, ведь Фике любила «нежно родственников своих, в особенности наследного принца шведского» Адольфа Фридриха, недавнего опекуна Петра Федоровича. Ради его интересов она не побоялась бы сцепиться с самим Бестужевым.

В общем, девушка нуждалась в наставнике, способном постепенно переключить ее внимание с пустых развлечений на предметы, формирующие настоящее мировоззрение: искусство, науку, литературу и т. п. Умудренного жизненным опытом собеседника-немца, в меру начитанного и рассудительного, Елизавета отыскала легко — пожилого обер-гофмейстера русского двора барона Христиана Вильгельма Миниха, родного брата сосланного в Пелым фельдмаршала. Барон приехал в Россию в 1731 году, служил в Иностранной коллегии и Сухопутном шляхетском корпусе, в канун переворота 1741 года руководил Монетной канцелярией. После ссылки брата он с семьей собирался вернуться на родину. Однако в первую годовщину восшествия на престол государыня сделала полуопального чиновника своим обер-гофмейстером, главным командиром Дворцовой канцелярии и кавалером ордена Андрея Первозванного, а спустя полгода, 20 апреля 1743 года, поручила курировать деятельность московской и санкт-петербургской гоф-интендантских контор, ведомств, отвечавших за состояние царских дворцов.