— Бросим плащи на тропинку и отдохнем, — решительно скомандовал Поттер. — Спать не будем, просто полежим. Ты как?
— Ради всего волшебного. Не опекай меня. Я в состоянии пройти еще десять миль. А если ты сам устал…
Поттер не ответил. Он шагал мерно, дышал шумно, руки спрятал под плащом.
— Я не хочу отдыхать, — сказал Драко, — мы скоро будем в Долине Луча.
— Не раньше утра, — вяло откликнулся Гарри.
— Значит, будем идти до утра.
И опять дорога в молчании, во тьме, только серые пласты льда, да прорубленная узкая дорожка.
Хуже всего был холод в ногах — очень скоро острая боль сменилась тупой и ноющей, а еще через какое-то время Драко с ужасом почувствовал, что пальцев у него больше нет. Гарри шел впереди, ему пришлось крикнуть, едва не захлебнувшись ледяным сухим воздухом:
— Погоди! Эй! Поттер.
Гарри остановился не сразу. Он двигался, словно автомат или голем, с неистребимой и пугающей решимостью. Драко бросил свою сумку на лед, сел и, морщась, стащил сапог с левой ноги. Охватил пальцы, сведенные судорогой, скрюченные, и стал яростно тереть. Поттер проковылял обратно, смотрел равнодушно, нахохлившись — только очки, да нос, торчат из затянутого капюшона.
— Это не обморожение, — бросил Драко небрежно, — просто я слегка…
Без слов, Гарри встал на одно колено — спина его оставалась странно прямой, будто он забыл, как нагибаться — взял в обе руки его ступню и растер. Его прикосновения были жестче, сильнее. Он ладоней шло тепло, какое в собственном теле Драко давно растерял. Пальцы закололо иглами, Драко вскрикнул сквозь сжатые зубы.
— Другую, — приказал Поттер.
Драко снял сапог.
— Больно? — вдруг спросил Гарри, и его ногти со всей силы впились в свод стопы.
— Мерлин, Моргана! Конечно, больно.
Быстрая улыбка, в темноте блеснула полоска зубов.
— Ты, чертов садист.
— Малфой. Когда тебя хорошенько достать, ты просто заглядение…
— Что? Прости?..
— Надевай сапоги. И не доводи дело до такого, ладно?
Но им пришлось останавливаться еще не раз — растирали ноги и Гарри, и так же приходилось царапать сведенную ледяной судорогой плоть, и так же они шипели и ругались друг на друга, уже самыми грязными словами. Гора словно бы забирала у них человечность, легкий налет цивилизации и воспитания. От стылого воздуха звенело в ушах, гулко билось сердце, от ужаса, немого, седого, лишенного даже ночных тварей, кружилась голова. Двигались они как пьяные, если только бывают опьяненные собственной тоской.
Драко вспомнил, как бежал к старому колдуну Переску — такой же перевал его окружал, его, промахнувшегося с аппарацией, только метель все сглаживала, сыпавший в лицо и за шиворот снег казался избавлением — так человек бывает готов к падению в глубокую воду, он не тонет, но и не плывет. В том его приключении была завершенность и определенность — по крайней мере, цель не ускользала, не просачивалась между пальцев.
Он вспомнил, что даже не замерз, и, пожалуй, не устал — вернее, не чувствовал усталости, бежал, а потом и полз на коленях, совершенно не заботясь о том, как выглядит со стороны — да и кто его мог в таком виде, в таком месте — увидеть?
Здесь, на Сомнии, усталость была повсюду, въелась в его плоть, кости, выгрызла из сердца радость, умение быть не то, что счастливым (это было уж совершенно непозволительной в его положении роскошью) — даже просто довольным, спокойным. Усталость, тупая и бессмысленная, как долгие побои. Ему не было даже жалко себя — эту стадию он миновал где-то в самом начале пути, пока еще мог воспринимать себя чем-то отдельным от мира и от происходящего. Он совершенно слился с дорогой, растворился в ней, и стал подобен дороге — пустынной, холодной, равнодушной.
Когда он подумал о том, что спит на ходу — он смотрел на силуэт Поттера впереди, но иногда он пропадал, и Драко понимал, что идет, закрыв глаза и ни о чем не думая — выкатилось яркое, победное солнце. Небо было чистым, синим до боли. Снег сверкал так, что можно было ослепнуть от долгого взгляда.
Гарри что-то крикнул. В уши Драко словно ваты набили. Он споткнулся, почти упал.
Потом медленно повернул голову — рука Поттера вытянута была куда-то в сторону. И он увидел. Край ледника, неровный, словно обгрызенный, подъеденный теплом. Каменистая тропа ныряет под своды, меж двумя скалами, словно прорубленный туннель. Теплее не стало, но ноги определенно были благодарны за смену обстановки — по крайней мере, подошвы не скользили больше.
В ущелье они вошли без страха, скорее, с волнением и радостью. Тянулось ущелье долго, но впереди виден был — и манил — спуск, зеленые и желтые пятна лесов.
Драко камнем соскреб немного лишайника и пожевал, вспоминая какую-то научно-популярную книгу о диких съедобных растениях. Гарри смотрел на него со смесью любопытства и ужаса, но последовал примеру. Во флягах вновь плескалась вода. Лишайники были горькими и пахли сырыми грибами. Драко упорно жевал, чтобы отвлечься от мыслей о еде.
— Надеюсь, — сказал Гарри весело, — они не ядовитые.