Елка в подарок

— Да ладно тебе! — галантно отмахивается законный супруг Б.Б. (Берты Берюрье, не путать с Бриджит Бардо). — Представляешь, когда ты болтал с консьержкой, я увидел ее и узнал. Ее брат служил со мной в одном полку, и она была моей, так сказать… крестной. Если бы я тебе рассказал…

— О нет, уволь, — обрываю я Толстяка, понимая, что сейчас начнутся скабрезности.

— Оставь его, пусть говорит, — возражает Айлюли, — Мы же тут почти в мужской компании, разве нет?

Одарив чудную ошибку природы тягучим благодарным взглядом, Берю стартует:

— Конечно, в некотором роде все получилось так быстро… Я спохватываюсь:

— Она в курсе, что ты легавый?

— Еще бы! Я даже ей намекнул, мол, на следующий год буду представлен в комиссары.

— И ты сказал, что мы приехали вместе?

— А что, не надо было?

— Берю, — начинаю я скрипеть зубами, — с тех пор как многоклеточные вылезли из пучин Мирового океана и начали топтать грешную землю, на свете не было недостатка в идиотах. Но ты побиваешь все рекорды кретинизма, и возникает законное желание утопить тебя в первородной стихии, лишь бы ты заткнулся…

Он краснеет, пытается протестовать, но инстинкт самосохранения шепчет ему, что не мешает на время засунуть язык в задницу…

Под внимательным взором Айлюли, угадавшей шестым женским чувством опасность, я начинаю стремительно соображать: консьержка не преминет выложить злобному старичку все о моей истинной профессии, и если тот замешан в убийствах, то пиши пропало — он будет настороже.

Надеяться, что женщина сможет сохранить секрет, тем более просить ее об этом равносильно приказу растрезвонить про это тут же всем и каждому — дело известное!

— Она спрашивала тебя, зачем мы пришли к ее жильцу?

— Да, — выдыхает Слон.

— И что ты ей ответил во время своих экспресс-переговоров?

— Что дело конфиденциальное.

В общем, вполне достаточно, чтобы превратить подметальщицу этажей в радиорелейную станцию. У нее наверняка даже поднялась температура, настолько ей не терпится узнать, что означает сей визит. Бьюсь об заклад — она уже делится новостью с дамой этажом выше, которая побежит докладывать почтальонше на пенсии, та — подруге по лестничной площадке, и пошло-поехало. Это же снежный ком, пущенный с горы.

Я поднимаю глаза на окна третьего этажа. Вижу, шторы спущены. Старый хрыч занервничал. Почему? «Вот в чем вопрос», — сказал бы Шекспир, который очень любил себя цитировать.

И тут я чувствую, как просыпается мой внутренний голос, вы его знаете, — крохотный квартиросъемщик моего подсознания, тот, что нашептывает мне гениальные идеи, играя на волшебной дудочке. Так вот он мне говорит: когда сыр созрел, самое лучшее — положить его на бутерброд. Тем более балбес Берю не нашел ничего лучшего, как протрепаться своей ротной крестной.

Принимаю решение использовать вновь создавшуюся ситуацию, чтобы повернуть ее в свою пользу.

— Ты сейчас навостришь лыжи к консьержке, Толстяк.

— Лыжи смазаны, шеф! — докладывает Берю, чтобы тонкой остротой разрядить напряженную атмосферу.

Я уточняю задачу:

— Если она разогрелась, можешь ее отутюжить. Поскольку тебе все равно не удержать язык за зубами, то хотя бы используй свою болтливость и вытяни из нее максимум информации о жизни этого Аквамарина и его падчерицы. Составишь мне полный отчет. Если Аква выйдет из дома, двинешь за ним, понял?

— Все ясно!

Он вылезает из машины, а я везу Айлюли в редакцию ее брехаловки.

— Забавные у тебя подчиненные, — замечает акула пера. — Он специально прикидывается дураком или от рождения такой?

Как вы знаете, я сам первый готов валтузить своих ребят, снимать стружку и прочее, но ненавижу, когда кто-то посторонний отзывается о них таким образом.

— Послушай, Айлюли, мои люди не сумеют придумать ракету «Атлас». Это точно. Они даже ноги моют не каждый год и предпочитают чесночную колбасу бутербродам с икрой, но что касается работы, то не тебе о том судить, а тем паче давать им уроки поведения.

— Не заносись, я не хотела тебя обидеть, — старается сгладить неловкость Неф Тустеп. — За версту видно, что Шерлок Холмс дебил по сравнению с быком, который сейчас любезничает с консьержкой.

И мы с облегчением смеемся.

— В общем, — заключает она, — возвращаемся несолоно хлебавши!

— Не дергайся — любое дело в конечном итоге приносит пользу, — философствую я. — Никакого результата — тоже результат!

Она смотрит на меня с любопытством.

— И что это означает на легавом языке?

— Я пришлю тебе перевод в стихах по почте в ближайшие же дни, приятель!

На этом обмене любезностями мы останавливаемся перед входом в редакцию, она выходит из машины, а я еду в Контору.

* * *

Лавуан как раз заканчивает рисовать сексапильную брюнетку с разрезом глаз под Софи Лорен, когда я врываюсь в свой кабинет.

— Что, уже? — вскрикиваю я от радости, что есть с кем поговорить о деле.

— Да, патрон.

— Что-нибудь раскопал?

— Вот.

Он протягивает мне листок, вырванный из блокнота. На нем печатными буквами значится: «Раминагробис», улица Мартир, хозяин Анж Равиоли.

— Это тот, кто снимал дом в Маньи?

— Да, господин комиссар. У него стриптиз-бар. Дом снимал в течение трех лет, а затем дом пустовал.