Эллиниум: Пробуждение

– Силен, но уже не так, как раньше, – чуть печально улыбнулся отец. – Боюсь, мой следующий поход может стать последним. А возвращаться на щите мне пока рано. Сначала ты должен возмужать и набраться мудрости. А тогда – можно и на покой. Не будь я Тверд, если Ад уже не отвел мне славный чертог в своем поздемном дворце! Ну что же, иди пируй, сын мой! И да пребудет с тобой благословение богов, а мое у тебя есть – в этом можешь быть уверен.

Вокруг костра плясали, сцепившись локтями, добрых два десятка воинов.

– Хайи! Кровавые копья! Хайи! Щиты из дуба! Хайи! Несём смерть! Хайи! Бегите, трусы! Бойтесь воинов Грома!

Пескарю тоже хотелось плясать вместе с ними, но он пока не был воином. Он был мальчиком, еще не получившим взрослого имени. Неподалеку от костра он увидел троих своих сверстников, которым, как и ему самому, предстояло отправиться в первый поход.

Всех троих сын царя считал верными и храбрыми – просто потому, что такими должны быть воины Города-в-Долине. И это знанине никак не противоречило в его голове тому, что у каждого из юношей был свой, отличный от других характер.

Увалень был лучшим другом Пескаря. Полноватый по природе – за что и получил свое детское имя – он был, однако, достаточно подвижен и силен. Увалень раз и навсегда избрал царского сына своим вожаком и не раздумывая подчинялся всем его «приказам». Даже если знал, что следование им грозит наказанием от отца – а Увалень был сыном Силача, поэтому наказания никогда не проходили для него безболезненно. Пескарь был прекрасно осведомлен обо всех этих обстоятельствах, поэтому старался лишний раз не подставлять друга под тяжелую руку могучего старейшины.

Козлик был, наверное, самым хилым из детей племени. Руки и ноги его, конечно, были привычны к работе, да и упорства ему было не занимать. Однако во всех детских играх и соревнованиях он неизменно оказывался последним, нередко проигрывая даже девушкам. Что, конечно, было для детворы бесконечным источником шуток и издевательств разной степени жестокости. Несмотря на это, Козлик не смирился со положением чуть ли не изгоя, проявлял упрямство и готов был броситься в драку с каждым, кто в глаза или за глаза издевался над ним – не исключая даже взрослых воинов. Из-за чего, конечно же, нередко бывал бит, но и приобрел некоторое уважение. За особенную задиристость (и за то, что был сыном козопаса Бура) он получил свое детское имя.

Третьего юношу звали Ящерка. Он прекрасно умел прятаться среди камней и вообще нередко поражал сверстников своей хитростью и изворотливостью. Он был сыном старого опытного воина по прозвищу Хромой. Хромой не был избран старейшиной города только из-за несговорчивого и, прямо скажем, мерзкого характера. Говорят, до того, как в бедро ему воткнулся вражеский дротик, он был совсем другим человеком. Но непрерывная боль в ноге навсегда изменила его. По каждому поводу Хромой имел свое мнение и абсолютно не расстраивался, если оно не совпадало с мнением других. Он растил оливы и виноград в своем саду – занятие, не требующее большого труда, смотрел на всех свысока и не стремился к общению с согражданами. За исключением, пожалуй, Пескаря, к которому почему-то благоволил, и с которым время от времени соглашался перекинуться парой добрых слов; которые, однако же, в любой момент могли обратиться ругательствами.

Пескарь не знал, перенял ли Ящерка от отца какие-либо из его необычных свойств, потому что Ящерка вообще-то был довольно скрытен, а Пескарь – ещё слишком юн, чтобы в принципе задумываться о таких вещах как личные качества других людей.

– В следующий раз, когда мы окажемся на пиру, то сможем так же плясать в кругу воинов, – сказал Увалень подошедшему Пескарю. – Интересно, как меня тогда будут звать? Может быть, Тигр!

– Как бы ни звали – главное, чтобы не так, как раньше, – процедил сквозь зубы Козлик.

Ящерка в ответ на последнюю фразу усмехнулся левой половиной рта, но ничего не сказал.

Пескарь, чувствуя себя лидером будущих воинов – особенно после тёплого напутствия отца – полагал, что ему нужно сказать что-нибудь объединяющее и ободряющее.

– Наши имена будут достойны наших подвигов. А в том, что мы совершим подвиги и не опозорим наших предков, я уверен!

– Да еще посмотрим, кто кого опозорит! – отозвался Козлик, готовый увидеть вызов даже там, где его не было.

– Угомонись ты, – мирно сказал Увалень. – Пескарь дело говорит. Вернемся, и все будет для нас по-новому, – он даже не заметил, что говорил об этом сам, а Пескарь посвятил свою речь совсем другому.

– Для тех, кто вернется, – вставил Ящерка. – Раадосские пираты – это вам не дикие козопасы с гор.