Ельцин как наваждение

Видимо, Фредерика вся это история тоже изрядно вымотала, потому что он делает то, что ему совершенно несвойственно – умолкает. Берет со стола наполненную водкой рюмку и пьет, отхлебывая маленькими глоточками. Господи, как же они, европейцы, могут ее пить таким богомерзким способом?! Смотрю на его усталое лицо и гадаю: ему-то к чему эти заботы-переживания? Наверняка ни к чему. Просто авантюрист. Чистопородный авантюрист. Каждодневно наполняет жизнь новыми острыми ощущениями. Сегодня он что-то затевает в политике, завтра – в бизнесе, послезавтра – в прессе. Человек азарта. Завидую.

– Да, ребята, мы попали в политическую мышеловку. Теперь главное – не соблазниться на сыр, и тогда появится шанс выскользнуть из нее с минимумом потерь.

– Фредерик, что-то ты сегодня загадками изъясняешься. Говори яснее.

– Наша тактика – не стремиться ни к какому триумфу! Предложили встретиться – встретился, задали вопрос – ответил. Минимум интервью. И никакой критики Горбачева, никаких призывов к признанию независимости советских республик! Свести цель визита к самому факту визита – приехал, продемонстрировал себя и уехал. Главное – не дать повода для обвинений, и тогда можно будет считать визит вполне успешным.

Совет этот, быть может, и хорош, но, к сожалению, не для моего шефа. Он привык лупить политических оппонентов наотмашь. Это его образ и это его стиль. Иначе не может, иначе перестанет быть Ельциным. Так что будем готовиться к худшему. К тому, что визит окажется не вполне успешным. А говоря по-простецки – хреновым.

…Спецрейс из Москвы прилетает около десяти вечера. Отвечающему за безопасность Мамакину нужно, как он выразился, заранее оглядеться на местности. Поэтому мы приехали на полтора часа раньше и теперь маемся в небольшом зале аэропорта, специально предназначенном для встречи VIP-гостей. Обстановка более чем скромная, и о протокольном предназначении помещения напоминают разве что расставленные вдоль стены флаги государств – членов Совета Европы. Говорят, когда здесь встречают главу государства, не представленного в Совете, как знак особого к нему уважения, выставляется и его флаг. Но нашего, РСФСРовского, сейчас нет. Я намекнул, что неплохо было бы уважить моего шефа, но получил решительный отказ. Мол, господин Ельцин не является главой государства, а ваш флаг не является государственным: «Мы даже не знаем, как он у вас выглядит».

Кроме нас с Мамакиным и парламентского протокольщика, в зале еще несколько потрепанного вида репортеров. У меня на эту публику глаз наметанный – они явно не из солидных европейских изданий. Скорее всего, местная «желтая пресса», и это нехороший признак. Значит, во всем, что скажет и сделает здесь Ельцин, будет искаться, прежде всего, скандальный подтекст. Что-то отыщется, а что-то придумают. Именно так случилось с нами в 89-м в Америке, и случилось не без наущения свыше. На Западе зарубежных политиков такого масштаба вообще крайне редко мажут грязью из паталогически бескорыстной любви издателей к скандалам и сплетням. Чаще всего дипломатическая «клубничка» выращивается по заказу, за который сулят хорошие барыши и дают гарантии безнаказанности.

Симпатичная дежурная в элегантной униформе сообщает с улыбкой: «Господа, ваш рейс прибыл, ожидайте». Она наверняка ни слова не понимает по-русски, но Мамакин на всякий случай понижает голос до полушепота:

– Готовься, сейчас побежим.

– Куда? Зачем?

– Мы должны первыми подняться по трапу и доложить о протоколе встречи. Так положено.

Аэропорт Страсбурга такой же игрушечный, как и город. Сюда и днем-то прибывает немного рейсов, а уж сейчас, в вечернее время, кроме нашего, вообще ни единого. Поэтому ошибиться не можем – это наша горящая посадочными прожекторами «Тушка» выруливает на стоянку. На глазах изумленной дежурной Валентин распахивает дверь и выскакивает на поле. Какие-то служащие, вероятно, охрана, возникают из темноты, что-то возмущенно лопочут по-французски и пытаются нас остановить. Наивные люди! Мамакин, двигаясь то левым, то правым галсом, ловко обходит растопыривших руки служителей и с криком «Рашэн секьюрити!» устремляется к остановившемуся самолету. Я, стараясь не отстать ни на шаг, двигаюсь у него в кильватере, выкрикивая то же магическое заклинание. Дверь еще не успели открыть, а мы с Мамакиным уже на верхней площадке трапа, готовые отрапортовать о протоколе встречи.