Читаем Ельцин как наваждение полностью

Вспомните середину 90-х – Россия реально балансировала на грани самораспада! Это чувствовали даже далекие от политики люди. Помню, ко мне на Радио-1 Иосиф Давыдович Кобзон принес только что записанную им новую песню «Пьяный кучер». В ней все было очевидно и не требовало пояснений о чем поется и на кого намекается. Мы крутили ее в эфире по десять раз в день, и не потому, что очень нравилась, хотя она и впрямь была хороша – слушатель того требовал! Он интуитивно чувствовал: это на злобу дня!

А разве не в ту политическую эпоху слово «демократ» стало у нас ругательным? Эдаким хлестким синонимом слова «вор». И в этом смысле мы потеряли гораздо больше, нежели авиастроение, пахотные земли или оборонное могущество – мы потеряли веру в то, что можно жить не так, как раньше, и это будет всем во благо. Именно всем, и именно во благо. Мы стали обществом, страшащимся перемен, потому что нас приучили, что от них всегда одни беды. И, может быть, самая страшная потеря – граждане вернулись к прежней формуле общественного бытия: «Мы маленькие люди и от нас ничего не зависит».

По большому счету, лично для меня Борис Ельцин – это придуманная мною самим сказка, в которую очень хотелось верить, хотя и не слишком верилось. Но просуществовала она недолго – до тех пор, пока мой кумир, развалив советскую империю и устранив ненавистного ему Горбачева, не заполучил всю полноту власти в России. Первое, что он сделал после этого – изменил свое отношение к тем, кто, рискуя репутацией, прокладывал ему дорогу в Кремль. Он дал почувствовать, что никакие они не соратники. Они – слуги, он – Хозяин. Тот, кто хотел сохраниться в его команде, в одночасье переродившейся в придворную свиту, должен был принять это как данность.

Конечно, слуга – это тоже работа, не хуже других, и ее должен кто-то делать. Но весь вопрос в том, кому и ради чего ты подчиняешь свою душу. На мой взгляд, в политике могут быть только два оправдания бескорыстно-безропотному служению – идея и лидер. В данном случае не оказалось ни того, ни другого – идея растворилась в пороках и слабостях лидера.

Что на протяжении ряда лет едва ли не каждодневно являл миру Кремль? Барские прихоти, доходившие до откровенного самодурства, абсолютную вседозволенность в словах и поступках, преступное попустительство президентской охранке, ставшей никем и ничем не контролируемым центром власти. Демократия, как способ политической организации гражданского общества, постепенно превращалась в безграмотно размалеванную декорацию, скрывающую всевластие приближенных к президенту лиц и структур. Их лояльность гарантировалась правом бесконтрольно и фактически бесплатно владеть некогда общенародной собственностью. И без того иллюзорная идея «честного и социально ориентированного рынка» была загублена на корню и забыта. Кто был ничем, так ничем и остался. И не из-за природной лени или врожденного социального иждивенчества, как любят представлять дело нынешние либералы, – просто богатели лишь те, кто был приближен к власти и нашел с ней общие деловые интересы. Всем прочим предлагалась иная и единственная перспектива – обслуживать интересы избранных.

И что же могло возникнуть на столь порочном экономическом базисе? Не менее порочная политическая надстройка, и ничего другого. Ельцин, по сути дела, отреставрировал и перезапустил сложившуюся в годы брежневского застоя либерально-репрессивную модель управления обществом. Иные лозунги, иные гимны, иная стилистика властвования – суть та же. Все вернулось на круги своя – бюрократия всесильна, общество бесправно. Разница лишь в том, что в прежние времена такое положение вещей рождало у людей страх и вынужденное подчинение, во времена ельцинской «демократии» – правовой хаос и брезгливое пренебрежение к государству и ее лидеру.

На этом фоне более чем странно выглядят критики Ельцина, утверждающие, что Россия-де по его милости пошла не туда и оказалась не там. Хочется спросить: эй, ребята, вы, вообще-то, о чем?! Никуда она не ходила и нигде не оказывалась! Под словопрения о «новой России» восемь лет, два президентских срока, по сути, топталась на месте, теряя чудом не растраченные силы и последние остатки былого величия.

…Послесловия не бывает без итожащего повествование вывода. И какой же я предложу своему читателю? Очень даже жизнеутверждающий – мы не в тупике, как кому-то хочется или кажется, и все самое вдохновенное у России и у каждого из нас еще впереди! Впереди, вот что самое важное! Что может быть оптимистичнее ощущения перспективы?! Моя вторая благодарность Борису Ельцину – за разочарование, давшее надежду на обретение подлинной веры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Власть и народ [Родина]

Ельцин как наваждение
Ельцин как наваждение

Журналист Павел Вощанов познакомился и сблизился с Борисом Ельциным в начале 1988 года, когда экс-руководитель Московского горкома КПСС был сослан на «аппаратное перевоспитание» в Госстрой СССР. Спустя год, когда будущий первый президент России ушел в большую политику, Вощанов начал исполнять обязанности пресс-секретаря Ельцина; во время августовского путча 1991 года именно Вощанов проводил пресс-конференции в стенах Белого дома. В феврале 1992 года из-за растущих личных разногласий с Ельциным Павел Вощанов подал в отставку.В своей книге он приводит невероятные подробности фантастического взлета Бориса Ельцина, рассказывает о тех людях в России и за рубежом, которые поддержали опального поначалу политика и помогли ему подняться, говорит о причинах растущего влияния Ельцина и его конечной победы в 1991 году. Книга Вощанова действительно уникальна, ведь он как пресс-секретарь президента знал много такого, что было неизвестно остальным.

Павел Игоревич Вощанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза