Эмбрион. Поединок

Кат очень не любил викингов, самих знавших толк в подобных развлечениях, но здесь поработал совсем уж маньяк. Безумец, кем бы он ни был, прибил рядом с головой Йомма его же уши – слева и справа, делая покойного похожим на какую-то уродливую пародию на человека. Над головой, завершая триптих, был прибит язык, синий, длинный, вырезанный, видимо, от горла.

– Ебена мать… – выдохнул Винни, стараясь обходить багровые островки снега. Получалось плохо, в крови здесь было решительно все.

– Не спорю, – ответил Кат, внимательно оглядываясь. Да нет, никого. Этот псих уже куда-то подевался, оставив картину возможным ценителям. – Черт, но кто здесь еще бродит?!

Йомм, услышав голоса, пошевелился. Мухоморы тому причиной или железное здоровье викинга, а, может, и просто несгибаемая воля – но он был жив! Мотнул головой, с трудом ее приподняв. Глаза были выколоты, на сталкеров смотрели два бурых от запекшейся крови кратера.

Винни поднял автомат. Даже не спрашивая приказа или совета, ничего не говоря Кату.

– Погоди, – буркнул тот. – По-другому.

Он отложил в сторону щит, поднял с земли валявшийся длинный нож викинга, которым – не исключено! – его и превратили в скотину на бойне. Вложил нож в с трудом сжавшиеся пальцы висевшего мученика. Потом отошел на шаг назад и одним ударом снес Йомму голову мечом. Сталь даже скрипнула о стену за перерубленной шеей.

– По вере ему и смерть. С оружием и в бою. Может, попадет теперь в Вальгаллу…

Винни, проводив взглядом откатившийся кочан головы, промолчал. Только зябко повел плечами, словно только сейчас заметил мороз вокруг.

– Всем нам. По вере… – эхом повторил он после паузы.

16

Дорога к истинной вере

Кто не ходил по поверхности мертвого города – вряд ли знает об истинных ценностях жизни. Оружие. Чистая вода. Немного еды. Ночевка – к черту комфорт! – просто в безопасном месте. Когда утром проснешься живой, а не в желудках стаи мортов. Именно в таком порядке. По выработанному годами ранжиру. Это в убежище можно выпросить, поменяться, украсть, в конце концов, а здесь – нет.

Не у кого.

Из больницы я ушла не сразу. Мертвых бояться поздно, а живых там не осталось. Только я, не узнавшая себя в зеркале. И надежно присыпанные снегом трупы во дворе – немного придя в себя, я отнесла туда же и тело Петровича, пусть заметает.

Прах к праху, убийцу к жертвам.

Заразиться снова я не боялась – раз уж выжила, не судьба мне сейчас умирать. Больше всего было жалко не изуродованного лица, никогда не была красавицей, а волос. Вместо них лысая голова была покрыта странной чешуей, как у тех, в детстве, ящериц. Через несколько дней короста начала отваливаться кусками, кожа мучительно зудела, и я расчесывала ее до крови. Надеялась, что волосы вырастут и все будет… Ну, не хорошо, в это я не верила с детства, но хотя бы как раньше. Как привыкла.

Руки тоже облезали, своя кожа возвращалась, но медленно, пятнами, я действительно стала похожа на ящерицу.

Вода в убежище была, а вот с едой возникли большие сложности. С неделю я шарила по закуткам, собирая больше не нужные покойникам припасы – от неведомо откуда взявшихся армейских сухих пайков до сухарей и грибов. Даже чай нашла, жаль, уже заплесневелый, выкинула. Я разводила огонь и варила из всего этого нечто мерзкое на вкус. Но горячее. Ослабленному болезнью телу того и было надо. И еще – много спать.

Было три автомата и всего два десятка патронов россыпью, найденных в сейфе Нины Васильевны среди остатков лекарств. Ключ пришлось отдирать от трупа – он висел на шее и примерз к кровавому льду наглухо. Но справилась. Люди со всем справляются, пока живы, а умирать я решительно отказывалась.

Автомат Петровича был самый ухоженный, его себе и оставила. Оружие – это охота, хотя зимой с добычей хреново. Но меня останавливали слабость и понимание того, что все равно придется уходить. Передвигаться по городу без оружия зимой – слишком щедрый подарок кому-то. С зубами и когтями или в одежде и разумному – не столь уж важно.

Немного потеплело, я доела остатки припасов и решилась идти. Опознать во мне милую девочку из-под завода «РиФ» сейчас не смог бы никто, можно было смело направляться к убежищу под институтом МВД. Но после долгих размышлений над костром из догоравших шкафов я поняла: это тупик. Дальше только выход из города, Курское шоссе и сомнительные сельские перспективы. Не мое это. К тому же я осознала живость своего характера, а в случае чего спасаться потом бегством от пары сотен бывших полицейских – это лишнее.

По выученной когда-то наизусть карте мысленно проложила маршрут. Как ни крути, придется идти к Мехзаводу. Даже если я соберусь в центр или северные убежища, пройти придется мимо него. А раз мимо – то почему бы не попробовать пожить там? Карта предостерегала от похода правее, через Депутатскую и заброшенный спорткомплекс, а слева от Мехзавода и вовсе было отмечено сталкерами непонятное непроходимое пятно. Не успела в свое время расспросить – вот и гадай, что там за беда.