Вроде как все чисто. По крайней мере, непосредственной угрозы не видно, да и не слышно – чтобы использовать свой обостренный слух, пришлось снять шапку, и теперь мутант откровенно мерз.
Рядом с ним важно топал персонаж для города и вовсе карикатурный – невысокий мужичок в годах, разодетый в лучших традициях картинок к детским сказкам. Шустрый, сухонький, но старающийся держаться важно. Эдакий боярин в коротком тулупчике, покрытом темно-синим блестящим шелком, просторных штанах из домотканой холстины и сапогах пузырями, явно ручной работы. На складах такой обуви точно не водилось. В качестве оружия у него была пристегнутая к поясу сабля в ножнах, которые все время хлопали по ноге, прибавляя к хрусту снега и завыванию злого предзимнего ветра еще и свое негромкое «шмяк!».
– Марко, – спросил у него Леший. – А что ваш говорун? Не видит направления?
Пожилой достал на ходу портсигар, вытащил из него старого еще выпуска пожелтевшую папиросу и закурил, выпустив облачко вонючего дыма.
– Где-то неподалеку, – сплюнув в снег, отозвался он. – В картах наши деревенские не сильны, будем так искать. Да и карты у нас – одно название. Исторический документ, а не план местности. Изменилось же все напрочь, что нам теперь дадут вот эти «Кирова» и «Пушкинские». Знать надо убежища, а в них соваться, ты сам сказал, нельзя. Порчи ваши совсем обнаглели…
Он полностью ушел в нехитрый ритуал втягивания дымка, то ли размышляя, то ли просто потеряв интерес к разговору. Да и к собеседнику. Посматривал исподлобья маленькими темными глазками по сторонам, точно буравил ненавистный мертвый город.
– Вон, мутант твой глиняный, и то брата засечь не может! – добавил он после паузы. – Куда уж говоруну.
Блестевший странного коричневого оттенка кожей Голем, словно услышав, что его упомянули – хотя на таком расстоянии это нереально, – поднял голову и посмотрел на авангард отряда. Он шел замыкающим, рядом с невысоким пареньком, несмотря на погоду наряженным в лапти и шубейку неизвестного меха. Зато юный говорун опирался на высокий посох, символ своей немалой власти над мыслями людей. Толку, правда, от этой власти в пропитанном злом и чужой смертью враждебном городе… То ли дело родные леса и степи, там ему гораздо лучше.
– Кстати, Марко, – не унимался Леший. – Ты ж теперь всю историю знаешь, зачем тебе чертежи лаборатории? Только не втирай про присягу, твое начальство так и осталось в горах Сербии, давно уж лисы всех подъели. И добудешь – везти некому.
– А они мне и не нужны, – заявил советник князя, выкинув измятый мундштук в снег. – Я думаю, уничтожить надо эту пакость. И людей местных спасать, сдохнут они здесь. Ты ж складской, не здешний, ты меня поймешь.
В речи Марко прорезался гортанный акцент, но оно и по имени было ясно, что человек чужой. Не из бывшей России точно.
– Благодетель, что ли? – хмыкнул охотник. – Зачем тебе?
– Война у нас по весне будет, Леший. Большая война. Из-за того, что вся верхушка владетелей в Колизее погибла, а князь выжил. Черт, жалко, он мне Груздя не разрешил взять с собой, при себе теперь держит, спасителем считает. Так вот, война. А мне она не нужна. Если людей отсюда приведем, весы на нашу сторону и склонятся. Союз деревень уговорим, а коммунары и сами не полезут. Большая политика, короче. Да еще и от порчей избавимся, это вообще хорошо.
Говорун вдруг встрепенулся, толкнул локтем Голема, и они вместе быстро обогнали отряд, спеша к командирам.
– Чую рядом бойца искомого, – как-то по-старинному, степенно, несмотря на тяжелое дыхание, сообщил он Марко. – И супругу его кроткую. Не больше пары верст до них, так размышляю. Но еще силу вражью чую, как бы не опередили нас они.
Голем кивнул. С Лешим он мог общаться отрывочными мыслями, но по большей части не хотел. Шел, думал, сопел, осматриваясь. И молчал.
– Поспешим тогда, – скомандовал Марко. Отряд подтянулся, из разорванной цепочки собираясь в ощетиненный оружием кулак.
Дервиш посмотрел им в спины.
Торопятся. Это хорошо. Судьбы своей никто не знает, даже он сам, но на выручку идут. Вмешаться бы, расставить фигуры на шахматной доске по-своему, а – нельзя. Ему нельзя. Остается вот так смотреть и ждать. Что-то обязательно выйдет из комбинации на клетках, но кто после этого будет жить, а кто нет, не ему решать.
Холодно утром было в схроне. Мерзло и пакостно, несмотря на не до конца прогоревший мазут, сыро. Кат вставал еще раз под утро, доливал топливо. Завернул в одеяло спящую Филю, а сам сел у печурки.
Сидеть здесь и ждать? Видимо, так. Отсыпаться, отъедаться. Выпивки вон на пару недель, за водой, правда, наверх придется вылезать. За снегом, точнее, но один черт. И ждать Голема с Лешим, должны прийти. А потом сваливать к чертовой бабушке из этих краев, теперь уже не в поисках Чистого Града, а просто – подальше. И навсегда.
«Мой друг, весна не придет… Будет вечным снег, будет вечным лед».
Тьфу ты, пропасть! Хватит уже самого себя печалить.