Эмма

— Догадывались ли вы, — продолжила Харриет, — что он в нее влюблен? Вы-то, пожалуй, могли: ведь вы во всякое сердце умеете проникнуть, но никто, кроме вас…

Она покраснела, а Эмма заметила:

— Честное слово, я начинаю сомневаться в своей проницательности. Неужто вы в самом деле спрашиваете меня, Харриет, известно ли было мне о любви Фрэнка Черчилла к другой, меж тем как я — пусть даже не открыто, а молчаливо — одобряла ваши чувства к нему? Нет, еще час назад я не сомневалась в его полнейшем равнодушии к Джейн Фэрфакс. Будьте уверены: если бы я о чем-то подозревала, то непременно должным образом предостерегла бы вас.

— Меня? — в недоумении воскликнула Харриет. — Но от чего? Не думаете же вы, будто я влюблена в мистера Черчилла?

— Я рада видеть в вас такую стойкость, — улыбнулась Эмма. — Но стоит ли отрицать, что совсем еще недавно вы сами вполне ясно намекнули мне о своем неравнодушии к нему?

— К нему? Никогда, никогда я такого не говорила! Дорогая мисс Вудхаус, как вы могли так неверно понять меня? — Мисс Смит в расстройстве отвернулась.

— Но, Харриет, что вы хотите этим сказать? — возмутилась Эмма после секундного замешательства. — Боже правый! Что вы имеете в виду? Я неверно вас поняла? Следует ли из этого заключить…

Более она не могла вымолвить ни слова. Голос ее прервался, и она села, в страхе ожидая ответа Харриет. Та стояла в некотором отдалении, отвернувшись, поэтому ответила не сразу, а когда наконец заговорила, то выказала такое волнение, что Эмма напряглась еще больше.

— Я и подумать не могла, что вы так меня поймете! Конечно, мы с вами условились не называть имен, но ежели принять во внимание, как несказанно этот джентльмен возвышается над всеми, то можно ли было подумать о ком-либо другом? Мистер Черчилл! Да разве кто-нибудь взглянет на него, если рядом тот, кого я имела в виду? Да он ничто в сравнении с ним. Мой вкус, право, достаточно развит, чтобы я понимала это, и для меня непостижимо, как вы могли так ошибиться! Если б мне не показалось, будто вы одобряете мои чувства, я бы запретила себе думать о нем, ибо даже это, вероятно, слишком большая дерзость с моей стороны. Если б вы не сказали мне, что бывают и не такие чудеса, не такие неравные браки (слова в точности ваши!), я бы не посмела дать волю… не отважилась надеяться… Но ежели вы, знакомая с ним от рождения…

— Харриет! — вскричала Эмма, решительно овладев собой. — Во избежание новой ошибки будем говорить прямо. Вы говорите о… мистере Найтли?

— Ну конечно же! Никого другого я не могла иметь в виду. И мне казалось, это было вполне ясно из того, что я тогда говорила.

— Не вполне, — возразила Эмма с притворным спокойствием. — Все ваши тогдашние слова могли быть отнесены, как мне показалось, к другому человеку. Я почти нисколько не сомневалась, что вы говорите о Фрэнке Черчилле и о той услуге, которую он вам оказал, защитив вас от цыган.

— Но, мисс Вудхаус, вы забыли…

— Дорогая моя Харриет, я прекрасно помню суть нашего разговора. Я сказала, что ваше чувство меня не удивляет и даже представляется вполне естественным после такой услуги. Вы согласились со мной, выказав горячую признательность тому джентльмену. Помнится, вы даже описали, какое ощутили волнение, когда он пришел вам на помощь. Все это живо в моей памяти.

— Ах, боже мой! Теперь я понимаю, о чем вы подумали, но я-то имела в виду совсем другое: не мистера Фрэнка Черчилла и не цыган. Нет! — воскликнула девушка. — Я говорила о том, что имеет в моих глазах гораздо большую ценность: о том, как мистер Найтли пригласил меня на танец, когда мистер Элтон отказался танцевать со мной, а других свободных кавалеров не нашлось. Вот это было благородство! Увидев в мистере Найтли такую доброту и такое великодушие, я поняла, насколько он выше всех, кто живет на земле!

— Господи! — воскликнула Эмма. — Какое обидное, какое прискорбное недоразумение! Что же нам делать?

— Вы бы, наверное, не одобрили моих чувств, если б сразу поняли меня правильно? Как бы то ни было, ежели бы я вправду имела в виду того, другого, теперь мое положение оказалось бы хуже не придумаешь. Ну а так… возможно…

На несколько мгновений она умолкла — молчала и Эмма, — потом продолжила:

— Я понимаю, мисс Вудхаус, вы не можете не видеть различия между ними; не можете не думать, что один еще во сто миллионов раз больше мне неровня, нежели другой — но надеюсь… если предположить… как ни странно это покажется… Вы ведь сами говорили: случаются и не такие чудеса. Случается, что супруги еще более неравны по положению, чем мистер Фрэнк Черчилл и я. Посему, если подобное бывало уже и раньше… если на мою долю выпадет этакое счастье, которого не выразишь словами… если мистер Найтли не смутится нашим неравенством, я надеюсь, что вы, дорогая мисс Вудхаус, тоже не станете возражать и чинить мне препятствия: вы слишком добры для этого, я уверена.

Харриет стояла возле окна, и Эмма, обернувшись к ней, в испуге торопливо произнесла:

— У вас есть основания полагать, что ваши чувства небезответны?