– Я почти ничем не могу оправдать собственное поведение… Внимание его мне льстило, и я позволяла себе казаться довольной. Вероятно, это старая история… обычная вещь… Такое случается с сотнями представительниц моего пола, и все же мне нет оправдания. Да я и не рассчитываю на всеобщее понимание. Многие обстоятельства потворствовали искушению. Он сын мистера Уэстона, он постоянно бывал у нас… Я всегда считала его очень милым… – Она испустила вздох. – Короче говоря, какие бы оправдания для себя я ни выдумывала, все сводится к одному: он льстил моему тщеславию, и я снисходительно принимала знаки внимания. Однако вскоре – спустя весьма короткое время – я поняла, что все его комплименты ничего не значат. Он увивался за мною скорее по привычке или в шутку; ничто не говорило о том, что отношение его серьезно. Он обманул меня, но не ранил мое сердце. Я никогда не имела к нему склонности. Теперь-то мне вполне понятно, почему он вел себя так. Он вовсе не стремился завоевать мое расположение. Он просто использовал меня как прикрытие, чтобы скрыть свои отношения с другой… Его целью было дурачить всех вокруг! Но уверена, никого не удалось ему одурачить сильнее меня. Хорошо еще, что я не обманулась: мне крупно повезло! Сама не знаю почему, но я не поддалась его чарам.
Она понадеялась, что хоть теперь он ответит что-нибудь – хотя бы скажет, что ему стало понятным ее поведение. Но он молчал и, насколько она могла судить, глубоко задумался. Наконец он вполне обычным голосом произнес:
– Я никогда не был высокого мнения о Фрэнке Черчилле. Однако может статься, я его недооценил. Ведь наше с ним знакомство не назовешь коротким… Но даже если я его оценил верно, он еще может измениться к лучшему… С такой женой для него еще не все потеряно… У меня нет оснований желать ему зла. Хотя бы ради ее блага – ведь ее счастье будет зависеть от его доброго нрава и поведения. Я определенно желаю ему добра.
– Не сомневаюсь, что вместе они будут счастливы, – согласилась Эмма. – Я верю в их взаимную и искреннюю любовь.
– Он просто счастливчик! – с жаром парировал мистер Найтли. – В таком раннем возрасте – в двадцать три года! Если мужчина в таком возрасте женится, то, как правило, брак оказывается неудачным. В двадцать три года выиграть такой приз! Сколько лет счастья впереди у этого человека, как ни гляди на его женитьбу! Добиться любви такой женщины – любви бескорыстной, ибо нрав Джей Ферфакс говорит о ее бескорыстии! Все складывается в его пользу: равенство положения – я имею в виду, равенство в соответствии с требованиями общества – и все обычаи и привычки, которые почитаются важными… равенство во всем, кроме одного… Но даже это – поскольку чистота ее души вне подозрений – во сто крат увеличивает его шансы на блаженство. Надеюсь, он оценит все достоинства, которыми она обладает… Мужчина всегда стремится дать жене лучший дом, чем тот, из которого он ее берет; и он, будучи теперь в состоянии дать ей такой кров, когда вдобавок в ее любви нет сомнений, должен, по-моему, быть счастливейшим из смертных… Да, Фрэнк Черчилль – баловень судьбы! Все оборачивается в его пользу. Он знакомится с девушкой на водах, завоевывает ее любовь, даже не утомив себя ухаживаниями. Да обыщи он и вся его родня хоть целый свет, они не сыскали бы для него лучшей партии! Мешает браку лишь тетка – но тетка умирает, стоит ему объявить о своих намерениях, – и все вокруг рады его счастью… Он дурно обращался со всеми, но все с радостью прощают его… Да, он и впрямь баловень судьбы!
– Вы говорите так, словно завидуете ему.
– А я действительно завидую ему, Эмма. В одном отношении он является предметом моей зависти.
Эмма почувствовала, что не в силах говорить далее. Еще чуть-чуть, и они заговорят о Харриет – необходимо как можно скорее перевести разговор на другую тему. Эмма набрала в грудь воздуху: решено – она спросит его о здоровье племянников. Но не успела она открыть рот, как мистер Найтли ее опередил:
– Вы не спрашиваете меня, почему я завидую ему… Вы решились, как видно, не выказывать любопытства… Вы мудры… Однако у меня, Эмма, нет сил быть мудрым. Я должен сказать вам то, о чем вы не спрашиваете, хотя в следующую минуту, возможно, мне придется пожалеть о своих словах.
– Ах! Тогда молчите, не говорите ничего! – поспешно воскликнула она. – Погодите, подумайте… сдержитесь!
– Благодарю вас. – Он поклонился, видимо обидевшись, и больше не произнес ни звука.
Его страданий Эмма вынести не могла. Он так хочет признаться ей – возможно, ему больше не с кем посоветоваться… Будь что будет, но она выслушает его. В ее силах помочь ему принять решение или отсоветовать жениться. Она может превознести Харриет до небес или, наглядно доказав ему всю выгоду его теперешнего независимого положения, помочь ему покончить с колебаниями. Состояние нерешительности для человека его склада, должно быть, невыносимо. Ему необходимо принять какое-нибудь – положительное или отрицательное, – но решение. В этот момент они как раз подошли к дому.
– Вы, наверное, пойдете домой? – спросил он.