Эммануэль. Верность как порок

– Причем актуально во всех смыслах. Зародилось оно в год, когда Абеляр влюбился в Элоизу. До этого мужчины любили только друг друга, называли это дружбой и считали этот обычай прообразом рая на земле.

– Это и было настоящее Средневековье?

– Многие до сих пор живут по такому принципу. Впрочем, этот анахронизм не имеет ничего общего с гомосексуальностью. Это своего рода гендерный апартеид, где мужчины и женщины развиваются порознь и стараются жить счастливо, обходясь друг без друга.

– Я всегда знала, что с раем что-то не так, – сказала Эммануэль. – Держу пари, это то еще адское местечко.

* * *

Из чистого любопытства Дьёэд решил спросить:

– Интересно, почему Жан не рассказал нам про вернисаж?

– Думаю, он хотел защитить мою личную свободу. Он не стал навязываться, пользоваться случаем, а просто позволил мне самостоятельно принимать решение.

Пожилой человек замолчал.

Эммануэль знала, о чем он думает: о том, что любовь сродни свободе; разумнее наслаждаться ею вместе с кем-то, чем пытаться обрести ее в полном одиночестве.

* * *

Она обвила его шею руками:

– Пэбб! Я так рада, что мы встретились. Когда степень моей свободы перейдет на качественно новый уровень, я бы хотела выйти за вас замуж!

– Буду ждать сколько понадобится, – ответил Пэбб.

4

К тому моменту, как Хироши с Лукасом пришли в мастерскую Аурелии, Эммануэль уже была там.

Лукас был несколько удивлен видеть здесь также и Лону, с которой даже не был знаком, и еще Фужер. Последняя, наполовину закутанная в черную ткань, позировала для Лоны, а та писала ее портрет.

В мастерской была еще одна незнакомая девушка, по имени Илона. Лукас припомнил, что о ней ему уже кто-то рассказывал. До сего дня она представлялась ему эдакой взбалмошной эмансипированной девицей. Но в реальности все оказалось куда лучше, если, конечно, учесть, что на девушке, кроме драгоценностей, не было ровным счетом ничего.

– Лона рисует меньше двух месяцев, и только посмотрите, какие у нее успехи! – радостно заявила Аурелия.

Лукас и Эммануэль наклонились поближе к этюднику, но не увидели ничего, кроме нескольких линий, которые, разумеется, отдаленно напоминали женский силуэт, но сами по себе едва ли оправдывали неподдельную гордость, звучащую в голосе Аурелии.

Сама же Лона только скромно улыбнулась.

Лукас одобрительно присвистнул, а Эммануэль воскликнула:

– О, Лона, да у тебя талант!

– Я просто много работаю, – поправила ее ученица.

* * *

Искусно уложенную прическу Илоны венчала жемчужная тиара, украшенная драгоценными камнями. Мочки ушей оттягивали тяжелые серьги из кусочков вулканической лавы, обрамленных паутиной белого золота. Шею девушки охватывал вычурный торквес[60]

в три пальца шириной. Подвеска с бусинами опускалась прямо в заманчивую ложбинку между грудей, подчеркивая выпуклость рельефа. Такие же бусины красовались в качестве пирсинга и в пупке. Пояс с выгравированным восточным орнаментом так плотно охватывал талию девушки, что его вполне можно было назвать инструментом варварского женоненавистничества (а быть может, Илона сама этого хотела). С пояса на манер юбки свисали металлические звенья, чья непристойная длина не столько скрывала, сколько подчеркивала запретный треугольник промежности. На руках, предплечьях и лодыжках девушки красовались браслеты различной формы и толщины. Пальцы были увенчаны такими же разномастными кольцами, большая часть которых обладала шипами или же острыми гранями, что придавало им сходство с диковинными орудиями убийства. Клитор Илоны был украшен крупной жемчужиной, а вдоль половых губ свисала изящная ажурная цепочка, проходящая между ног девушки и заманчиво разделявшая полушария ее ягодиц. К цепочке был прикреплен жетон с выгравированным именем. Все это карандаш Лоны сумел передать с такой сладострастной точностью, что даже без массы украшений, островерхих обнаженных грудей или прорисованных волос зритель по одним только контурам узнал бы Илону. Художнице и впрямь удалось изобразить волнительный шарм сладострастия и соблазна.

И если только что Лона довольно скромно отзывалась о своем творчестве, то теперь – словно в противоречие – она с беспокойством следила за реакцией людей, изучавших ее рисунок (который Хироши позднее назовет «каденцией», по аналогии с музыкальными импровизациями солистов оркестра).

Девушка, напрягшись, ожидала услышать слова критики или снисхождения: эти две реакции были для нее особенно ненавистны. Однако, похоже, ей ничто не угрожало, и тучи на ее лице в конце концов рассеялись.

После этого ее интерес к посетителям пропал, и она улыбнулась Аурелии счастливой, безмятежной улыбкой.

* * *

Решив, что эскиз подруги лучше познакомит Эммануэль и Лукаса с ее душой и телом, Илона перестала позировать и подошла к Хироши, который держался немного в стороне, около принесенного ящика.

– А что в этом ящике? – поинтересовалась девушка.

Он прислушался к ее мелодичному голосу, решил, что он превосходно сочетается с ее наготой, нарочито подчеркнутой обилием металлических аксессуаров и драгоценностей, счел великолепной всю картину в целом и… ничего не ответил.