И тут монета, замершая было между большим и указательным пальцами Зака, выстреливает через стол, попадая Джону Воссу прямо в лоб. Парень почти не шелохнулся, хотя ему наверняка больно. Зак тянется ко второму четвертаку, и Тик торопливо сгребает монеты в боковой карман своего рюкзака, где они звонко стукаются о канцелярский нож, который Тик при удобном случае на уроке рисования намерена подбросить тайком в шкаф со всякими принадлежностями.
– Так, – говорит Зак, – и кто же это? Твой новый бойфренд?
– Нет, – отвечает Тик, наверное, слишком быстро, зная, как скор Зак на издевки. – Мы просто разговаривали. А тебя здесь вообще быть не должно.
Зак ухмыляется и опять таращится на Джона Восса. Над левой бровью парня, там, куда врезалась монета, проступило красное пятно, и Зак, возможно, разделяет удивление Тик: как парню удается сдерживаться, чтобы не потереть ссадину.
– Дверь была не заперта, – говорит Зак. – И потом, у меня есть разрешение выходить из класса во время уроков.
Он показывает Тик бумажку, подписанную миссис Роудриг, что само по себе немного загадочно, поскольку в классе рисования Зак не числится. Но, опять же, Зак всегда получает то, что ему нужно, и это самое потрясающее его свойство. Странно, что за лето Тик успела об этом забыть. В прошлом году, когда они ходили в кино, он добывал два билета, даже не приближаясь к кассе.
Если внезапно появлялся кто-то из друзей, у Зака имелся наготове и третий билет. Или четвертый. Он никогда не объяснял, откуда у него все это берется, а в ответ на прямые вопросы лишь улыбался. Ему явно нравилось внушать друзьям мысль, что о тех, кто ему предан, он всегда позаботится.
Сунув пропуск в карман, Зак поворачивается к Джону Воссу:
– Почему бы тебе не отойти в сторонку?
Джон Восс реагирует так, будто лучшего предложения ему в жизни не делали, вскакивает на ноги и собирает свои вещи.
– Моя прежняя подруга хочет объяснить, почему я ей больше не нравлюсь.
Самое поразительное в этой фразе то, что она исполнена чувства. Зак, если Тик правильно его понимает, хочет донести до нее, что у крепких, тупых и жестоких людей тоже есть чувства и их можно ранить, что ей и удалось.
Тик смотрит, как Джон Восс топает в противоположный угол столовой и усаживается спиной к ним. Она и не ожидала рыцарской отваги с его стороны, однако столь беззастенчивая трусость ее немного шокирует. Видимо, он научился воспринимать унижение как часть своей жизни и, возможно, даже подружился с ним.
– Билли Вольф вывихнул ногу на тренировке, – говорит Зак. – Значит, с этой недели я выхожу на поле лайнбекером. Ты собираешься на матч?
– Не знаю, – говорит Тик. Вонь от еды Джона Восса исчезла вместе с ним; впрочем, пластиковый контейнер остался на столе с плотно закрытой крышкой. Одеколон Зака перебил запах рыбы, и Тик замечает, что летом он тоже начал бриться. То ли щетина у него более податливая, то ли он овладел приемами, о которых Джон Восс и не догадывается.
– Потом у ребят в планах завалиться куда-нибудь, – продолжает Зак. – Пойдешь с нами?
Тик рада бы отказаться, но правда в том, что ей хочется пойти. Минуло лишь три недели с начала учебного года, а ей уже невмоготу без друзей. Она скучает по ним, будто они ее настоящие друзья или, по крайней мере, те, с кем реально интересно. Может, когда-нибудь она станет такой же самодостаточной, как Пикассо, но пока не стала. Познакомившись с Донни на Мартас-Винъярде, она поклялась, что больше никогда не свяжется с Заком Минти, потому что он того не стоит. И она не дура. Она знает, что очень скоро он начнет дразнить ее, подтачивая ее хрупкую уверенность в себе, высмеивать все, что ей дорого, и называть Пикассо педрилой. Хуже того, он постарается заставить ее ревновать, заигрывая с девочками покрасивее, чем она. Тик достаточно хорошо разбирается в себе, чтобы понимать: она ревнива. Ей это не нравится, и она хотела бы измениться в этом отношении, но не знает как. Спустя несколько месяцев Заку покажется мало лишь дразнить ее и вызывать ревность. Он начнет обращаться с нею как с куском дерьма, и она не будет знать, куда деваться, потому что к тому времени примет на веру все, что он говорит. И это еще не самое худшее. Тик даже не хочет вспоминать об этом худшем, хотя прошлой весной, накануне их разрыва, Зак обещал, что больше такое никогда не повторится.
– Кэндис пойдет, – добавляет Зак на тот случай, если общение с Кэндис сработает как приманка.
– Не знаю, – отвечает Тик. – Может быть.
– Может быть, – повторяет Зак, глубоко вздохнув, словно понятие “может быть” требует щедрой добавки кислорода для лучшего усвоения. Он придвигает к себе пластиковую коробку для еды, кончиком большого пальца приоткрывает ее за уголок, и воздух опять наполняется вонью. – Я сильно изменился с прошлой весны, – говорит он.
– Кэндис говорит то же самое, – сообщает Тик, чтобы он не сомневался: его послание доставлено по назначению. От мерзкого запаха ее тошнит, а Зак, кажется, ничего не чувствует.
– Меня реально злит, что ты не хочешь дать мне второй шанс, – выпаливает он.