Эмпириомонизм

Различие в содержании опыта для «организатора» и «исполнителя» с самого начала разделения этих функций и качественное, и количественное. Но качественное различие опыта здесь не того типа, как в обыкновенной «специализации», а совершенно иного. Сапожник, кузнец, земледелец выполняют очень различные трудовые акты, но все эти акты лежат в одной жизненной плоскости, в сфере непосредственного воздействия со стороны человеческого организма на внесоциальную природу, непосредственной борьбы с нею, словом, в области технического процесса в самом полном и строгом значении этого слова. Не такова роль «организатора», направляющего и координирующего их труд, будет ли это патриарх родовой общины, или средневековый феодал, или рабовладелец античного мира, или предприниматель эпохи капитализма: он воздействует на природу через этих исполнителей, он не вступает с нею в непосредственную борьбу (поскольку он именно организатор, а не исполнитель), его труд не принадлежит к техническому процессу в такой мере и в таком смысле, как труд исполнителей. Для организатора непосредственный объект деятельности не природа вне-социальная, а другие люди; и орудие этой деятельности — не средства производства, а средства общения. Мы уже сравнивали организатора по его функции с идеологическими приспособлениями, и действительно, его социально-трудовая роль, при всей своей громадной важности, стоит в «косвенном» отношении к внешней природе, находится в области «идеологического процесса».

Организатор «обдумывает», составляя наиболее целесообразный план организуемых трудовых процессов, и «распоряжается», сообщая каждому исполнителю, что он должен делать, а затем «контролирует» работу, останавливая и ограничивая исполнителей там, где они уклоняются от этого плана. Как видим, его работа воспроизводит в зародышевом виде и в текучем состоянии все три основных типа идеологических форм, указанные нами выше. Все это глубоко отграничивает его функцию и, следовательно, содержание его опыта от исполнительской функции с ее «непосредственно-техническим» опытом.

С количественной стороны опыт организатора также отличается от опыта исполнителя большей широтою и полнотою, и эта разница тем значительнее, чем сильнее специализация исполнительского труда.

Наконец, степень организованности

опыта в психике организатора должна быть для успешного выполнения его функции значительно выше, чем та, которая требуется для исполнителя, — различие, которое вместе с предыдущим выражают обыкновенно одним словом — «образованность». И действительно, «образованность» во все времена была специфическим отличием организаторских классов.

Итак, опыт более широкий и разносторонний, более организованный и в то же время менее непосредственно-трудовой, не основанный на прямой борьбе с внешней природой — таковы особенности организаторского существования.

Сама по себе широта и разносторонность опыта есть, конечно, в высшей степени благоприятное условие для пластичности и прогрессивности социального типа — богатый материал жизни дает много элементов и стимулов для развития. Организованность опыта может быть иногда благоприятным, иногда неблагоприятным условием в этом отношении — все зависит от формы, в какой организован опыт. Но решительно неблагоприятное значение имеет здесь третья характеристика организаторского типа — его не прямое отношение к трудовой борьбе с природою, его — большее или меньшее — отдаление от этой непосредственной борьбы, исходной точки всякого социального прогресса. Из этой особенности рождается глубокая

консервативная тенденция; и она-то в большинстве случаев настолько сильно налагает свою печать на организаторское существование, что противоположная, прогрессивная тенденция бледнеет и исчезает перед нею.

Но это происходит только тогда, когда вся идеология данного организаторского класса уже вполне организовалась, развернувшись в определенную систему. Пока этого нет, пока идеология класса не завершилась, не систематизировалась от самых низших звеньев до последних высших, до тех пор интенсивно идет работа идеологического творчества, и консерватизм класса, не имея опоры в прочной группировке норм и идей, остается скрытым. Вот почему в молодых организаторских классах, какую бы эпоху мы ни взяли, так много жизни и движения — прямая противоположность тому, что наблюдается в позднейшей фазе, когда эти классы уже «организовали» жизнь в пределах своего мировоззрения и интересов[178].

Во всяком случае, самое направление развития организаторского класса не может быть тожественно с направлением развития класса, ему подчиненного: слишком значительно различие основной социальной функции того и другого, слишком значительно различие в содержании опыта и различие вытекающих из него стремлений, интересов.

V

Однако прежде чем перейти к выяснению сущности этого различия в направлениях классового развития и вытекающих из него результатов, нам надо несколько конкретизировать самое понятие «организаторского класса».