Из этого вытекают два результата громадной важности. С одной стороны, возникает жизненное сближение между организаторами различных общин, порождаемое их общими делами и интересами, междуобщинными сношениями, обменом[183]
и всеми производными этих связей, политическими и религиозными формами. С другой стороны, прежняя жизненная близость между главой общины и его подчиненными постепенно ослабляется, потому что содержание трудового опыта оказывается уже и количественно и качественно все более неодинаковым: опыт организатора включает в себя новое, расширяющееся содержание, далеко переходящее за пределы непосредственной трудовой жизни общины и принадлежащее к трудовому опыту более сложной коллективности, частью которой стала данная община; опыт исполнителей этого нового содержания не включает, разве только в ничтожной степени. Отныне организующая идеологическая деятельность двух частей общества оперирует над различным материалом — исходный пункт «классового» дробления имеется налицо.Отныне идеология господствующего класса должна охватывать и натурально-хозяйственную, и меновую жизнь; и внутриобщинное разделение труда, и социальное, междуобщинное его разделение; и трудовой опыт отдельных хозяйств, и опыт общественного целого («Polis», город, государство). Все это и обнаруживается без труда в идеологии свободных людей классического мира: там есть и «обычай» (нормы натурально-хозяйственного мира), и формальное право рядом с «нравственностью» (нормы менового общества), и живая конкретная политеистическая религия (познавательная система натурального мира), и наука с философией (познание отвлеченное, впервые находящее почву в меновом обществе). Античное искусство черпает из обоих источников жизни и дает идеальному, надчеловеческому или, что то же, коллективно-человеческому содержанию формы, по своей непосредственности и простоте родственные наивному реализму первобытного искусства. Такова господская идеология классической эпохи.
Теперь, какова другая сторона медали? Более узкое и по преимуществу «натурально-хозяйственное» содержание трудового опыта рабов[184]
не нуждается в этой сложной господской идеологии и не соответствует ей. В среде рабов по преимуществу сохраняется старое, наивно-религиозное мировоззрение, которое во многих своих частях для господ уже сводится к «суевериям» (заметим, что даже и женщины «господских» семей, подчинение которых мужу и отцу представляет смягченную форму рабства, также сохраняют и наивную религиозность, и склонность к «суевериям» в гораздо большей степени, чем свободные мужчины). Взаимные отношения рабов, равно как и их отношения с хозяевами, и отношения членов господской семьи между собою, словом, внутренний строй рабовладельческого хозяйства, определяются опять-таки по преимуществу «обычаем», т. е. нормативными приспособлениями старого типа, а не формальным правом, которое господствует в межхозяйственных отношениях, меновых, политических и т. д. Наука, философия, высшие формы искусства — не для рабов не только в том смысле, что рабовладельческая эксплуатация не оставляет сил и возможностей для всего этого, но также и в том, что все это органически не сходится с повседневным существованием раба, все это не гармонизирует его опыт[185].Но этим отношение идеологий далеко еще не исчерпывается. Надо иметь в виду, во-первых, тот факт, что идеологическое творчество было вообще по преимуществу делом организаторов и что даже в ранних стадиях эпохи рабства оно в наименьшей степени могло протекать в психике исполнителей. Идеологическое творчество, как мы знаем, рождается из социального избытка энергии, из перевеса ее усвоения над затратами, а этот избыток или перевес концентрируется сначала почти весь, затем, как увидим, и весь целиком в «организаторской» части социального целого. Во-вторых, надо иметь в виду и то обстоятельство, что организаторская функция «господ» не ограничивается одним техническим процессом, но охватывает и область «идеологическую», так что «господа» предписывают рабам определенные нормы и внушают им определенные понятия. По этим причинам идеология рабов и не может складываться самостоятельно; ее пробелы заполняются материалом господской идеологии, да и не только пробелы: во многих случаях идеологические формы могут быть «навязаны» рабам в прямом противоречии с содержанием их опыта…
Какой вид представляет при таких условиях идеологическая жизнь рабов?
Наибольшую ее долю составляют сохранившиеся от прошлого нормы и понятия, связанные с натурально-хозяйственной стороною жизни рабовладельческой организации и медленно, в зависимости от непосредственных изменений техники рабского труда, преобразуемые собственным развитием (или деградацией) класса рабов.