Эмпириомонизм

Капиталистический тип классового развития уже в самом начале своем характеризуется резко выступающей жизненной раздельностью «организаторского», или предпринимательского, и «исполнительского», или рабочего, класса. С самого начала обособления этих частей общества их «стремления» и «интересы» оказываются противоположны, а это значит, что направление социального подбора в них существенно различно. Тут совсем нет той первичной гармонии, того начального идеологического единения, какие наблюдаются в патриархально-родовой группе, и даже феодальной. Нет с самого начала и той генетической непрерывности и устойчивости состава отдельной хозяйственной единицы — коллективности, как в тех организациях: рабочий не прикреплен к «организатору» предприятия — капиталисту — ни кровной связью, ни связью необходимого покровительства и наследственного личного подчинения. Все эти условия делают классовое развитие при капиталистическом его типе несравненно более быстрым, чем при всяком ином[190].

Капиталистическое классовое развитие, как и всякое классовое развитие вообще, имеет два полюса. Начнем с верхнего — с тенденций, свойственных «организаторскому» классу.

По существу, здесь повторяется уже знакомая нам картина. Вначале — сравнительно близкое, «непосредственно-организующее» отношение предпринимателя к техническому процессу; затем — необходимо вызываемая самым ростом и усложнением предприятия частичная передача организаторских функций особым «исполнителям» — наемным управляющим, надзирателям, ученым техникам и т. д.; затем, путем дальнейшего переложения организаторской работы на чужие плечи, — полная фактическая утрата первоначальной роли в производстве. И так как в организаторском классе, превращающемся таким образом в класс только господствующий, «усваивается» (или присваивается, что здесь одно и то же) весь излишек энергии, доставляемый техническим процессом (здесь в форме «прибавочной стоимости»), то эта эволюция класса означает сведение его к чисто эксплуататорской функции, к голому паразитизму. Законченный результат этого процесса представляет тип рентьера — землевладельца, или владельца акций, или обладателя больших вкладов в банках, — людей, паразитирующих за счет прибавочного труда предприятий, о которых они знают только по имени или даже и настолько

не знают (как бывает с вкладчиками банков, оказывающих кредит промышленным предприятиям).

Но есть важное различие между этой формою паразитического перерождения «организаторского» класса и той, которую мы видели у рабовладельцев классической древности. И для капиталиста, и для рабовладельца основная тенденция жизни есть, конечно, прогресс эксплуатации. Но в то время как для рабовладельца эта тенденция всецело заменяла и вытесняла тенденцию технического прогресса, для капиталиста она

сливается с этой последней.

Таково влияние различной социальной среды, в которую поставлены эти два эксплуататорских типа. Рабовладельческие хозяйства, затронутые обменом лишь в своих верхушках, слабо конкурировали между собою, а потому и в те времена, когда рабовладелец был еще непосредственным организатором рабского труда, стимулы технического прогресса были ничтожны. В позднейшие же времена, когда меновая функция усилилась и конкуренция стала ощутительной, социальный тип рабовладельца уже вполне

сложился и вполне отграничился от всякой положительной роли в производстве, а потому не мог уже найти новых путей приспособления к этой конкуренции, кроме того же беспредельного выжимания рабов. Напротив, капиталист социально рождается уже среди конкуренции, пожалуй, даже из нее: ведь его власть не имеет наследственно-сословного характера, как власть рабовладельца, она завоевана в той жестокой, на каждом шагу мрачно-преступной борьбе, которая называется «первоначальным накоплением», и расширяться дальше она может лишь путем новой борьбы — капиталистической конкуренции. Таким образом, капиталист как организатор предприятия постоянно испытывает на себе давление этой социальной борьбы, в которой побеждает тот, кто лучше вооружен, и в которой высшая техника оказывается лучшим оружием. Благодаря этому, с самого начала стремление к maximum эксплуатации соединяется для капиталиста с заботой о техническом прогрессе. А по мере того как стремление к maximum эксплуатации встречает сопротивление рабочего класса, забота о техническом прогрессе тем более выступает на первый план: когда одно оружие в жизненной борьбе притупляется, тем более важно становится отточить другое. Для рабовладельца этого побуждения не существовало, потому что рабы не оказывали сопротивления, а самое большее — умирали от истощения.