Энергия души

Юный древолюд и не подозревал, что у него превосходная память и способность к скорочтению. Он глотал книги одну за другой, не забывая после прочтения ни строчки. Осваивая том за томом, Симур не чувствовал усталости. Наоборот, он испытывал своего рода голод, утолить который могли только новые знания. Книг у гимантийца было много. Они занимали все пространство третьего дупла, куда вел смотровой лаз, точнее будет сказать — люк, на потолке вместилища диковин. И все же должно было наступить время, когда последняя книга будет прочтена и голод станет нечем утолить.

Стараясь не думать об этом, юный древолюд еще глубже погружался в удивительный мир, что открывался на шелестящих страницах. Будь его воля, Симур бы и дальше странствовал по книжным мирам, но гимантиец имел на этот счет другое мнение. Не успел его гость вернуть на стеллаж очередной том, как люк в полу дупла распахнулся и показалась головогрудь великана. Он поводил усиками, словно ощупывал ими пространство, и из щелевой пасти раздался скрипучий голос:

— На каком приборе ты нажимал зеленую кнопку?

Симур не сразу сообразил, о чем речь. Его сознание настолько изменилось за последнее время, что ему с большим трудом удалось соотнести прибор, о котором шла речь, с тем самым коробом со светляками, ради которого он рискнул подняться в воздух на коробчатой «трехкрылке». Точнее, на воздушном змее, описание и чертежи конструкции которого юный древолюд недавно видел в одной из книг. А когда все-таки сообразил, что имеет в виду гимантиец, то сразу вспомнил, как эта штуковина называется на самом деле.

— Сопространственный гравимаяк среднего радиуса действия, — пробормотал он.

— Значит, скоро они будут здесь, — бесстрастно произнес великан, и головогрудь его скрылась в отверстии люка.

Как ни хотелось Симуру узнать, кто эти «они» и почему должны появиться здесь, но он не рискнул требовать ответа у чудища, облик которого до сих пор вызывал у него нервную оторопь. Теперь-то юный древолюд понимал, что это называется ксенофобией — психофизиологической реакцией на чужеродность, и старался подавить ее в себе. Но одно дело — знать, что есть такая планета Гимантия, чьи болотистые низменности озаряют багряные лучи исполинского солнца, и что на этой планете из крохотных икринок вылупляются гигантские мыслящие ракообразные, единственное предназначение которых — быть хранителями энергетических каналов в иных мирах, другое — видеть перед собой одного из таких гигантов. Отвращение не всегда можно преодолеть знанием. При всей своей нынешней образованности Симур все еще оставался выходцем из трухлявого Города.

Махнув рукой на все эти размышления, он взялся за следующий том. Это оказался философский труд, автор которого был обитателем очень странного мира. Всю его поверхность покрывал океан сжиженных углеводородов. Непроглядная вязкая толща скрывала от разумных обитателей дна всю светоносную мощь Вселенной. Эволюция не позаботилась о том, чтобы они обладали даже зачатками зрения, так что философ этот судил о мире как о бесконечно сложной комбинации давления и тепла. Самое удивительное, что на основе столь скудных физических данных он умудрился построить сложную и во многом непротиворечивую модель мироздания.

«Холодное переходит в теплое, а теплое — в холодное, — писал он. — Повышение давления внешней среды вызывает нагрев вещества, а понижение — охлаждение. Жизнь возможна лишь в усредненных условиях. Чтобы оставаться живым, нельзя перегреваться, но и переохлаждаться тоже. Стремясь к равновесию, следует избегать областей не только высокого, но и низкого давления. Следовательно, если где-либо еще и существуют вязкие океаны, жизнь в них должна возникнуть только в зонах умеренного давления и тепла…»

На мгновение Симур задумался, пытаясь представить себе существо, обитающее в кромешной тьме, погруженное в плотную вязкую жидкость и не ощущающее ничего, кроме смены температуры и давления на свою кожу или что там у него есть. Удивительно, что в таких условиях могла возникнуть не только жизнь, но и разум. И не просто какой-нибудь там примитивный, а способный подняться до вершин абстрактного мышления. Юный древолюд поневоле спрашивал себя: «А ты-то сам как живешь? К чему стремишься? Чего достиг? Ну оторвался от родного племени. Ну забрался в неоглядную даль. Ну набил голову всякой всячиной. Стал ли ты от этого лучше?»

От этих мыслей Симуру сделалось так тоскливо, что впервые с того момента, когда он взял в руки книгу, ему расхотелось читать. Захлопнув том, юный древолюд вернул его на место и спустился в дупло с диковинами. Занять себя ему было нечем. И он вспомнил, как занимался очисткой городского тоннеля от гнили. В дупле великана гнилушек, правда, не было, но пыли накопилось предостаточно. Обследовав нижнее дупло, юный древолюд обнаружил колонию губчатки. Аккуратно сняв ее с насиженного места, он принялся за уборку. Оголодавшая губчатка с удовольствием поглощала пыль и поросль фитопланктона, который скапливался в сырых местах.