Энхиридион. Краткое руководство к нравственной жизни

Установив это когда-то вначале, Он, однако, не перестал со временем проявлять свою заботу в соответствии с тем, как каждый человек довольствуется Его законодательством. Ибо Божественная благодать, благодаря которой все становится благим, не имеет временного начала, поскольку благодать эта является вечной и не бывает так, чтобы Бог то присутствовал, то отсутствовал, поскольку присутствие и отсутствие суть телесные свойства. Бог сам постоянно находится рядом со всеми, будучи отделенным от всех, и забота Его, поскольку Он является благим и находится повсеместно, в равной степени направлена ко всем вещам и распределена с причитающимся каждой вещи достоинством. Подобно тому как все освещается солнечным светом, и одно получает способность видеть, а другое становится видимым, одно цветет, а другое рождается, одно становится белым, а другое — черным, одно сгущается, а другое делается жидким, каждое в соответствии со своими хорошими качествами бескорыстно участвует в его благости, притом, что солнце не испытывает от этого никаких затруднений и не теряет ничего от своего блаженства, точно так же и в еще большей степени все получает свою часть от Божественного благодеяния, даровавшего даже это солнце Вселенной, и становится благим в меру своей способности, причем Бог ничего для этого не совершает и на это не отвлекается. Ибо, совершая действие, Он, в противоположность природным вещам, ничего не претерпевает. Его благодетельность не доставляется Ему извне, поскольку внешнее благо устает, израсходовав свои силы. Бог от природы своей не таков, чтобы, подобно нашей душе, сейчас занимался одним, а потом другим. Он не теряет способности заботиться обо всем Мироздании и сохраняет свое стремление ко благу — главной цели Мироздания. Ведь если говорят, что совершенная человеческая душа, возведенная к Богу, парит в горних высях и управляет этим миром, то насколько более Бог, Творец души, безмятежно заботится о своих творениях?

Но даже то, что происходит с людьми, кажущимися хорошими или плохими, не способно поколебать эту заботу. Ибо ложным является мнение, что хорошие люди порой бедны и несчастны, а плохие благоденствуют и купаются в богатстве, если только истинно то, о чем мы красноречиво говорили выше, а именно, что тот является хорошим человеком, кто полагает человеческие добро и зло в пределах нашей власти, и что такой человек не терпит неудачи в своих стремлениях и не впадает в то, от чего уклоняется. Если дело обстоит таким образом, он никогда не потерпит зла. Испытывающие затруднение в этом вопросе называют злом недостижение цели своих стремлений и впадение в то, от чего они уклоняются. Следовательно, хороший человек, будучи человеком, никогда не бывает несчастен и не терпит неудач. Напротив, все, пожалуй, согласятся, что дурные люди ведут жизнь несогласную с природой. Они, позабыв о своей свободной воле и о том, что в их власти, — о вещи, характеризующей человеческую природу, — помещают человеческие добро и зло во внешних вещах — в здоровье тела, богатстве, власти, знатности, роскоши и тому подобном, а зло — в вещах противоположных. По этой причине они стремятся к заключенным в них мнимым благам, а от противоположных им вещей уклоняются, как от зла. Однако в вещах внешних, поскольку мы не властны над ними, мы будем неизбежно терпеть неудачу в стремлениях и впадать в то, от чего уклоняемся. И то, и другое, даже по мнению наших оппонентов, является не благом, а злом. Следовательно, люди дурные, сталкиваясь по большей части со злом, если немного придут в себя, то поймут, что они не обладают ни богатством, ни счастьем, но вещами им противоположными. И если кто-то решит, что эти люди либо по большей части, либо всегда благоденствуют в вещах внешних, то признает за этими людьми еще большее несчастье. Ибо когда они достигают желаемого, то еще более укрепляются в своем, противоречащем человеческой природе, состоянии. Но то, что противоречит человеческой природе, для всякого является злом и несчастьем.