Энхиридион. Краткое руководство к нравственной жизни

Однако следует рассмотреть, нужно ли вообще обращаться к оракулу по поводу тех вещей, в которых мы властны. Каким образом следует иметь разумение о душе, является ли она смертной или бессмертной, и нужно ли брать урожай у данного поставщика? Ибо многие из древних вопрошали, как кажется, оракулы о природе сущих вещей, хотя мы утверждаем, что право считать об этом тем или иным образом полностью принадлежит нам. Разве вещи, постигаемые с помощью логического доказательства, не следует постигать с помощью этого доказательства? Научное познание возникает тогда, когда доказательство возникает на основании причины. Услышать от Бога, что душа бессмертна, естественно, дает крепкую веру, однако не дает знания самого дела. А если кто-то пожелает узнать от Бога причины и сделаться знающим, то это не пророческий, а иной вид благодати. Задача прорицателя — предвещать туманный для человеческого разума исход в практических делах. Поэтому даже если некоторые вопрошали оракулы о природе вещей, то таких было немного, и они вовсе не первенствовали в философии. Такие люди склонны были верить, а не искать научное знание. По воле Бога, как мне кажется, душа, обладая самостоятельным движением, своими силами видит истину.

И Эпиктет, и Сократ, как нам представляется, разумеется, запрещали вопрошать оракул о таких вещах, которые наша душа может познавать своими силами. [Эпиктет] не одобряет того, кто вопрошает о том, нужно ли подвергаться совместной опасности с друзьями и Отечеством. Здравый смысл предписывает разделять с ними опасность. Даже если оракулом дан неблагоприятный ответ, нужно тем не менее разделять опасность. Стало быть, какая нужда вопрошать о таких вещах, в которых ясно, как нам следует поступать? Известно, что Аполлон разгневался на тех, кто вопрошали его о том, следует ли выдать человека, прибегшего к их защите. Ибо что здравый смысл предписывает делать, то и следует делать, а не вопрошать оракулы, даже если эти вещи будут сопряжены с вредом для тела и внешних вещей. Наше собственное благо необходимо предпочитать благам нашего тела или внешних вещей, хотя и они имеют к нам отношение.

Доказав, что не следует вопрошать оракул о таких вещах, поскольку что бы ни показали жертвы, все равно необходимо разделять опасность, [Эпиктет] подкрепляет это доказательство тем, что Аполлон изгнал из своего храма человека, не оказавшего помощи другу в смертельной опасности. Ибо двое, направляясь в Дельфы, подверглись нападению разбойников.[143] Когда один из них погибал от рук этих разбойников, другой, бросившись в бегство или каким-то иным образом не оказав тому помощи, пришел к оракулу Аполлона. Но бог изгнал его, сказав:

«Другу посмел не подать ты в смертельной опасности помощь.

Храм этот славный покинь, не дождешься ты здесь прорицанья».[144]

Ясно, что, хотя он и хотел, он все же не спас своего друга от смерти. Однако следовало разделить опасность и вместе погибнуть, если неизбежно было, неся помощь, претерпеть и это. По причине такого выбора этого человека Аполлон счел его оскверненным, поскольку тот предал своего друга из-за чрезмерной привязанности к собственному телу. Однако Аполлон одобрил выбор второго, хотя тому способствовала неудача. Когда в другой раз двое других наткнулись на разбойников, один из них был захвачен ими в плен, другой, бросив в одного из разбойников копье, промахнулся и, попав в своего друга, убил его. Придя к оракулу, он не осмелился войти внутрь, как человек оскверненный убийством друга. Аполлон обратился к нему с такими словами:

«Юноша, друга, в бою защищая, сразил ты невольно,Не осквернил ты себя, и чисты твои руки как прежде».[145]

Итак, если он не только не осквернил себя убийством своего друга, но, благодаря своему правильному выбору, стал еще чище, чем прежде, то ясно, что не в содеянном людьми, но в их выборе заключается их успех или промах. Однако следует заметить, что и это только что сказанное, на основании чего я представил примеры и все, что будет сказано далее, подходит к среднему состоянию того, кто занимается философией и уже сделал в этом деле некоторые успехи. Ибо и в этом месте [Эпиктет] говорит: «Если ты философ». И далее во многих местах он говорит то же самое.

XXXIII, 1; 2; 3