Энхиридион. Краткое руководство к нравственной жизни

[«Помни, что обижает не тот, кто бранится или бьет, но мнение об этих вещах, будто бы они причиняют обиду. Итак, всякий раз, когда кто-то станет раздражать тебя, знай, что тебя привело в раздражение твое мнение. Поэтому старайся, прежде всего, не дать увлечь себя собственным представлениям. Ты легко справишься с собой, лишь только получишь время на передышку».]

XXI

[«Смерть и изгнание и все, что вызывает страх, пусть будет у тебя ежедневно перед глазами, в особенности смерть — ибо так ты никогда не станешь думать ни о чем низком и не пожелаешь ничего сверх меры».]

Вновь высмеяв мнимые блага внешних вещей и указав на то, что единственным путем к свободе может быть презрение ко всему неподвластному нам, [Эпиктет], исходя из тех же самых основ своей воспитательной системы, опровергает словесные возражения против этих положений, докучающие умам учеников. Возражения гласят, что мы, презирая внешние вещи и не имея оттого сил и влияния, испытаем множество зол от тех, кто сильнее нас, если только сами не обретем силу или не предпочтем льстить тем, кто сильнее. Ибо они нас бранят, бьют и всячески издеваются над нами, отнимают наше имущество, отправляют нас в изгнание и иногда даже казнят. Но [Эпиктет] говорит в ответ на это, что во всем этом нет ничего страшного. В противном случае, вышеназванное всем показалось бы страшным. Мнение об этих вещах, что они будто бы страшны, составляет причину страха. Так что не те, кто сильнее, совершая это, надмеваются над нами. Напротив, наше мнение, что над нами надмеваются и есть то, что нас оскорбляет. Но мнение и представление об этом принадлежат нам. Стало быть мы сами над собой надмеваемся. Отсюда явствует, что в этом нет ничего страшного, и что это поношение не заслуживает нашего негодования. Ибо поношение бывает либо правдивым, либо ложным. Если оно содержит правду, то что нам негодовать, слушая правдивые упреки? Почему мы, делая это, не гневаемся на себя, а, слыша в свой адрес упреки, гневаемся? А если это ложные обвинения, то обвинитель сам причиняет себе вред.

Итак, как нам следует поступать? Не позволять фантазиям увлекать нас и не считать, что нас обижают и не кричать и рыдать, будто мы попали в беду, отвечает нам [Эпиктет]. Напротив, надо дать себе время рассмотреть случившееся, каково оно. Ведь если у тебя будет время все обдумать, чтобы внезапность происшедшего не сбивала тебя с толку, то ты одновременно и от печали избавишься и получишь возможность начать свое воспитание и определить для себя в нашей ли власти, или же нет. находится случившееся. И если ты обнаружишь, что над ними не властен, то можешь добавить к этому, что оно не твое добро и не твое зло, и что в твоей власти воспользоваться им как благом, и, мужественно презирая случившееся, ты сможешь извлечь из него пользу. Не увлекаться фантазиями более всего помогает привычка. Если происходит нечто подобное, следует хранить молчание, покуда мы не почувствуем, что внутреннее наше кипение успокоилось и живущая в нас собака уже не лает. Говорят, что Сократ, когда был разгневан, всегда молчал.

К этому, я думаю, нужно, пожалуй, присоединить следующее за ним рассуждение и мысленно установить меж ними связь, сказав так: «Смерть, изгнание и все, что вызывает страх, пусть будет у тебя ежедневно перед глазами»,[111]

— и присоединить к нему последующее. Ибо, сказав в общедоступной манере обо всем, что происходит извне, и при том кажется нам страшным, [Эпиктет] замечает, что во всем этом нет ничего страшного, способного нас унизить или причинить нам вред. Напротив, наше мнение об этих вещах — вот то, что унижает и вредит нам. [Эпиктет] предложил вдобавок средство, способное помочь против поношений и ударов, чтобы не приходить от всего этого в гнев и не падать духом. Не надо позволять своим фантазиям увлекать себя. В отношении изгнания, смерти и еще более страшных, чем эта, вещей [ Эпиктет] предлагает другое средство. Не нужно гнать от себя мысль о них. Напротив, следует постоянно ждать, что это однажды произойдет. Ведь если, с одной стороны, здравый смысл доказывает, что внешнее не является ни добром, ни злом, а с другой — привычка, выработанная нашей фантазией, словно дает нам природную способность обыденно относиться к этим вещам, — и мы уже не будем падать духом перед тем, что кажется нам страшным, и не станем чрезмерно стремиться к тому, что выглядит для нас приятным.

XXII