Сначала высадили разведвзвод. Он этого не видел. Ему только доложили о том, что «проведена рекогносцировка на местности». Принесли карту. Распечатка двумерного изображения островка чужой планеты. Утыканная нарисованными флажками и стрелками.
Это очень важно.
Полночь расколола длинный, бесконечный день надвое. Утром — кажется, что это было несколько дней назад — на планету выбросили его взвод.
Хмурые, невеселые люди — по команде «бегом марш» — вбежали в баржу.
Ему как командиру уступили место на скамье у стены. Помещение без иллюминаторов. Этакая бронированная бочка с живым наполнителем. Он и запомнил только то, что в бочке было тесно, и уже через полчаса воняло потом.
На самом деле, с этими хмурыми людьми было проще. Они не делали вид, что им интересно играть в войну. И что это невероятно важно для их жизни и карьеры. Им приказали — они высадились «захватывать плацдарм» на неизвестной территории. Часов шесть взбирались вверх по горной тропе. Тем, кто высадился прямо на плато, было не легче — пришлось прошагать километров десять на солнцепеке, а потом пару часов прорубать дорогу сквозь лес. Вечером обустроили укрытие, разбили лагерь. Утром ждали новой «атаки истребителей» и «подкрепления» — восьмая рота шла ночным маршем на соединение с ними.
Заодно поржали, постебались, обложили грубой руганью придумавших эту высадку командиров.
Они ведь просто люди.
— Вы что, спать не идете? — спросил командир отделения, только что сдавший дежурство.
— Да не вот спится что-то, — ответил Кеноби.
Командир отделения издал какой-то неразборчивый хмык и удалился.
Таких хмыков от подчиненных ему людей рыцарь уже наслушался.
Первый хмык при его появлении в ангаре легко ликвидировал сам командир взвода — бодрым армейским рявком команды «встать» и «смирно». А уже потом взводу представили лейтенанта Кеноби, заместителя взводного.
Второй хмык был услышан им от того же самого командира отделения во время марша по лесу.
— Слушай, а ты вообще откуда? Кажется, всех знаю в батальоне, а тебя никогда не видел.
— Сержант Дикси! — Кеноби остался доволен своим командирским тоном. — У нас сейчас нет времени обсуждать мою биографию.
— Прррашу простить, сэр, — извинился боец.
В голосе за километр слышалась развязность.
Кеноби был рад, когда он, наконец, впервые за сутки смог остаться один. Смог усесться прямо на мокрой траве и почувствовать, как ночь со всеми ее запахами и звуками проникает внутрь, обнимает и убаюкивает.
Говорят, только самые счастливые люди могут слышать, как растет трава в нетронутой роще.
Он — мог.
Еще он мог коснуться рукой неба. Потрогать падающую звезду или приласкать плывущую по небу комету, не распугивая птиц грохотом двигателей. Мог вдохнуть бешеный жар солнца, и улыбнуться светилу, не опалив даже кончиков волос.
Человек может все, ощущая себя частью Силы…
… затем и придумали медитацию.
Даже, если для кого-то «помедитировать» являлось синонимом «пялиться внутрь себя и страдать фигней», а Великая Сила была лишь необычной игрушкой…
Мальчик вырос, и Сила из игрушки превратилась в инструмент.
Мальчик вырос…
У него много дел, и как минимум восемнадцатичасовая беготня по кораблю каждые сутки. Он всем нужен, и у него нет времени даже подумать, почему это так.
Где же тут отвлекаться на звезды?
Странно, подумал Кеноби. Мы считали его Избранным. По крайней мере, некоторые из нас. Прошел десяток лет, и теперь он ведет себя так, будто сам в это поверил…
— Присоединитесь?
Джедай едва успел подняться на ноги.
Это снова был тот самый любопытный сержант Дикси. Он вытащил из рюкзака небольшую емкость без этикетки и подсунул ее рыцарю.
— Я не п…, - Кеноби спохватился, поймав на себе удивленный взгляд сержанта, — а чем угощаешь?
— Наливка локримийская, у местных взял.
— Ладно.
— Пошли, вон, на том бревне присядем.
Магия ночи растворилась в бутылке дешевейшей горячительной бурды, которую сержант умудрился прихватить на учения. Все вокруг стало обыкновенным и обыденным — лес как лес, вон торчит наспех сработанное укрытие, а за теми кустами стоят часовые…
Кеноби повидал половину Галактики, был знаком с представителями сотни рас и при этом никогда не понимал тяги к пьянству. Он не был бы дипломатом, если бы не разбирался в марках лучших вин и сортов виски. Отпустишь пару фраз об урожае пятидесятилетней давности на южном архипелаге Альдераана — и, глядишь, великосветское чандрильское общество уже не считает тебя отмороженным аскетом. Но это работа. В свободное от работы время ему совершенно не хотелось дегустировать напитки. Абсурд: вливать в себя жидкость с высоким содержанием спирта ради суррогата глупо-веселого настроения?
Дипломат всегда должен выказать уважение принимающей стороне, никогда не откажется от кусочка экзотического, пусть и несъедобного на первый взгляд блюда. При этом он никогда не отравится и никогда не опьянеет. Это тоже необходимый талант.
И этим талантом иногда приходится пользоваться вовсе не на дипломатических миссиях.
— Ну, пошли, — согласился рыцарь. — А закусывать чем, пайком?
— Да не боись, сейчас разживемся чем-нить.