Эпизод 2. Антиканон

Потом он увидел людей. Они шли по галереям и лестницам, шли в одинаковых белых одеждах навстречу ему и не замечали его, он вглядывался в их лица и не узнавал никого, потому что лиц у них не было. А люди замедляли шаги, и он испугался, что они заметили его и сейчас все обернутся в его сторону — а это страшно, когда на тебя смотрит человек без лица.

Люди его не видели. Они никого не видели. Остановившись посреди галереи, они замерзали и превращались в одинаковые белые мраморные статуи, статуи падали и крошились в пыль.

Он поднял голову, и увидел, что крыши над Храмом нет, а есть пустота и сквозь нее на него снова смотрят два солнца, разглядывают и не отпускают. Тогда он понял, что и сам сейчас замерзнет от их холодного света и окаменеет, как эти безликие люди. Он снова бросился бежать, и перед ним снова вырастали колонны.

Вдруг он понял, что он не один в этом мертвом мире, что его кто-то зовет…

… мама?

Он ударил колонну рукой, и она, пошатнувшись, рухнула и разбилась. Он переступил через каменный огрызок и подошел к следующей колонне, и вновь камень треснул и рассыпался в прах. Он больше не боялся этих холодных колонн, нельзя бояться того, что так легко разрушить. Он сделал еще несколько шагов и тогда снова побежал вперед, и, наконец, выбравшись из леса колонн, оглянулся.

Позади него не было ничего, кроме пустыни, а над пустыней висела пустота…

Он снова услышал голос матери и увидел перед собой скалы. Он вспомнил, как легко разрушал колонны и решил, что справится и со скалами, однако они не поддавались, и ему пришлось просто лезть наверх, долго и упрямо, потому что там, за скалами, была его мать и она звала его, он решил, что перелезет через скалы, как бы высоки они не были и едва он так подумал, как скалы растаяли, а он стоял посреди лагеря…

… почему их называют песчаными людьми, они же не люди, какие-то уроды.

Он увидел, что у тускенов были человеческие глаза, а потом он услышал их, и понял, что голоса у них тоже человеческие. Он возненавидел их. За то, как они смели глядеть на него, за то, что тускенская женщина смотрела на своего ребенка также, как его мать смотрела на него самого, за то, что они хотели разговаривать с ним и понимали, что он пришел…

… убивать.

Он подошел к первому тускену и отрубил ему голову. Тело упало на землю, а мертвая голова откатилась в сторону. Он увидел, что глаза на отрубленной голове все также были открыты и смотрели на него. Навстречу шли другие тускены, они тоже смотрели на него и спрашивали, за что он их ненавидит. Он не стал им отвечать, не хотел или даже не знал, что ответить. Он просто рубил их, рубил в куски, и куски эти росли перед ним горой, и скоро он не знал, как пройти вперед, потому что вокруг не было ничего кроме этих кусков.

… надо идти дальше.

… сжечь это все.

Пламя охватило стоянку.

Теперь он шел вдоль огромного кострища и смотрел, как пожар уничтожает все, что осталось от песчаных людей. Потом он посмотрел сквозь огонь…

… мама!

Он обрадовался и хотел уже броситься к ней, он видел, что мама стоит и ждет его, что она никуда не уходит и все также зовет сына, он бежал вдоль огненной завесы и искал, как проникнуть за нее и тогда понял, что этот огонь будет навечно разделять их с матерью.

Протянул руку и обжегся, а потом стал твердить себе, что так не бывает, что всегда можно найти выход, что огонь скоро потухнет, а мама подождет. Ему снова показалось, что кто-то смотрит на него и смеется, он поднял голову и увидел два холодных солнца и пустоту вместо неба. Он ненавидел эти солнца так же, как ненавидел тускенов, ненавидел пустоту, которая поглотила весь его мир, и ненавидел холод, который ознобом окутывал тело.

… здесь огонь. Здесь не может быть холодно. Почему мне холодно?

Он снова услышал голос матери, понял, что она уходит, что не может более ждать его, и что это намного страшнее, чем ревущее пламя перед ним. Тогда он бросился сквозь пылающий костер, и пламя послушно отступило перед ним, но тогда он увидел, что мамы там больше не было, а вместо маминого голоса он слышал теперь какие-то чужие голоса…

— Через пару недель оклемается.

— Как вы себя чувствуете?

— Отлично, — ответил Скайуокер.

Оллред бросил в его сторону многозначительный взгляд. Потом устроился на стуле рядом с кроватью.

— Мне как раз доложили, что вы пришли в себя.

— Наверно, это заметно.

— Действительно. Решил сообщить вам, что все прошло удачно. Как мы и рассчитывали.

— Я там в гостинице видел каких-то… подумал, что это местное СБ.

— Совершенно верно. Я вам оставлю датапад со свежим номером газеты. Если вкратце: заложники освобождены, новости о них дошли до всех местных СМИ, правительству Гренемайера объявлен импичмент, а к власти пришла прореспубликанская оппозиция. И да, референдум отменен.

— Как-то все слишком просто. За три дня?

— За два с половиной. Ах да, Гренемайер скрылся в неизвестном направлении. Михо Каару, кстати, тоже. Их счета в национальных банках арестованы, но, безусловно, это только мизерная часть тех сумм, которыми они располагают.

— Ладно. А мое участие…