Эпизод 2. Антиканон

- Мы сейчас же улетим, мама. Я вызову шаттл.

Он потянулся за комлинком в карман куртки, и только тогда понял, что пальцы дрожат и не повинуются.

... ей остался в лучшем случае час. Или даже...

Вспомнил, все понял – и мгновенно унял дрожь. Комлинк загорелся спасительным зеленым цветом...

... И выпал у него из рук. Пальцы матери вцепились в рукав куртки, черной молнией обожгли внезапно прояснившиеся от тумана глаза.

- Хотела тебя увидеть. А теперь уезжай. И ни о чем не жалей.

Последним усилием воли - обернуться на дороге в вечность. Посмотреть на сына. Улыбнуться.

Ровно перед тем, как сомкнуть веки и запрокинуть голову на подушку

- Мама, - прошептал Анакин. – Прости меня.

Он повторил это снова и снова, зная, что мама ему больше не ответит.

Знал – и не верил. Не верил, что у него больше нет матери.

Анакин закрыл глаза.

... Не оглядывайся и не жалей ни о чем, - мамин голос донесся до него эхом.

Заговорил, зазвучал, полился тонкой струйкой, этот самый красивый, самый ласковый и нежный голос в мире. Темные мамины глаза опять смотрели на него, а руки гладили по щеке, и он знал, что мама рядом. Знал, что откроет глаза и увидит ее...

... Он открыл глаза.

- Я все приготовлю, - всхлипнула Беру.

Мамы не было. Рядом была пустота.

... ударило, согнуло, смяло, раздавило, обожгло и разорвало в куски кровоточащего мяса вперемешку со слезами...

... и не добило...

... нет у пустоты милосердия...

Анакин пришел в себя через минуту, стоя на коленях и закрыв лицо руками.

Поднялся с пола.

Обернувшись, увидел, что в дверях стоит Ларс. Беру съежилась рядом. Кеноби, видимо, вышел в другую комнату.

- Как это случилось?

- Тускены, - хрипнул Ларс.

- Они пришли позавчера, когда мы были в Мос-Эспа, - объяснила Беру. – Поломали испаритель, потом вошли в дом. Тут было не заперто. А Шми хотела их остановить, чтобы они не унесли вещи. Вот они ее...

Беру всхлипнула.

- Когда мы вернулись, уже ничего нельзя было сделать, - объяснил Ларс. – Я вызвал сюда Финнегана, соседа с западного края. Он учился на фельдшера. Мне когда-то перелом лечил. Сделал повязки. Но у нее было что-то внутри, кровотечение. Может, если бы она сама не полезла к тускенам...

- Если бы что?

Скайуокер в один миг очутился рядом с Ларсом. Схватил за горло, приподнял над полом. Хотелось сломать кадык, раздавить артерии, а после размозжить грязную голову о стену.

- Ты знал о нападениях, урод? И ты оставил ее здесь одну?

- Отпусти, - захрипел Оуэн.

- Ты знал это? Знал?

- Анакин!

Беру бросилась к ним. Беспомощно остановилась, как будто лбом ударилась о невидимую стену. Потом преодолела страх, рванула Скайуокера за куртку. Он оттолкнул ее локтем – Беру упала на пол, заплакала.

- Оуэн не виноват! Это тускены виноваты, Анакин! Это они ее убили! Пожалуйста, отпусти его!

... сломать...

... раздавить...

... размозжить о стену...

Ларс рухнул на пол. Он тер шею и пытался отдышаться.

- Убью, гнида.

- Он не виноват! Это тускены виноваты!

На шум в комнату вернулся рыцарь. Бросив взгляд на фермера, который до сих пор не смог подняться с пола, он сразу все понял.

- Тебе мало мертвых?

- Да, - ответил Скайуокер. – Мало.

Кеноби вздохнул.

- Пойдем. Я очень тебя прошу, просто выйдем отсюда.

- Я никуда не уйду.

- Беру все приготовит для похорон. Правда, Беру?

Она кивнула и снова всхлипнула.

- Похорон не будет, - жестко сказал Скайуокер.

- Как это?

- Моя мать не будет гнить в этой проклятой земле.

- Но ее надо похоронить. Тем более, здесь жарко, и тело скоро начнет...

- Нет. Мы сложим погребальный костер.

- У нас почти нет дерева, - проворчал Оуэн, который с трудом поднимался на ноги.

Анакин перевел на него взгляд, и Ларс понял, что спора не будет.

- Я хочу побыть с ней один.

Его наконец оставили в покое, и он вернулся к изголовью кровати.

Хотел еще немного посидеть рядом. До костра. Запомнить черты лица. Мысль о том, что теперь он сможет видеть маму только на холоизображениях, казалась чудовищной.

Правда часто бывает чудовищной, подумал он. Правда слишком отличается от того, что мы успеваем себе намечтать.

Я тоже мечтал.

... вывести дредноут в атмосферу около Мос-Эспа. Добраться до фермы Ларсов. Сказать:

- Видишь, это мой корабль. «Виктория». Лучший корабль флота.

Не будет этого никогда.

И поездки на Корускант, которую я себе навоображал, тоже не будет. Ни поиска квартирки, ни хлопот по переселению, ни беспечного полета на спидере над небоскребами...

... Ничего не будет.

Будет только новый день. Просыпаться, сперва не понимать, что такое давит на сердце, и почему кажется, что случилось что-то плохое и страшное. А потом осознавать, что у тебя больше нет мамы, и что частичка тебя – умерла вместе с ней, и еще частичка умерла сегодня, когда ты про это вспомнил.

И так всю жизнь. Умирать и продолжать жить.

... Я так редко видел тебя, мама.

И редко вспоминал, подумал Анакин. Да, если быть честным – редко.

Вспоминать как будто и не надо. Просто знаешь, чувствуешь, что где-то на краю Галактики есть человек, которому ты нужен и интересен вне званий и жалованья.