Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого

Во всяком случае, Борис и Глеб погибли совсем не потому, что не захотели поднять руки на брата старейшего, как утверждает летописно-житийная традиция. Подлинная причина их военно-политического поражения, приведшего к трагическому финалу, заключалась в том, что киевляне отказались поддержать младших сыновей Владимира, пускай и происходивших «от благого корени» византийских царей, в борьбе с их дядей, на стороне которого стоял вековечный обычай наследования. Тверская летопись сохранила свидетельство неприязненного отношения киевлян к сыновьям греческой «царицы»: когда в Киев прибыла ладья с телом Бориса, «киане же не прияша его, но отпнухуша прочь». Показателен и тот факт, что убиенные князья были похоронены не в киевской Десятинной церкви, рядом с их родителями, а в Вышгороде. По сообщению «Сказания о Борисе и Глебе», место их захоронения не пользовалось почитанием и было совершенно заброшено, так что уже какой-нибудь десяток лет спустя мало кто из киевлян и даже вышегородцев знал, чьи кости покоятся в ограде храма Святого Василия.

Сейчас уже невозможно установить, какая доля ответственности за пролитие крови Бориса и Глеба лежит лично на Сфенге. Несомненно, однако, что борьба за власть велась с крайним ожесточением и проигравшие имели серьезные основания опасаться за свою жизнь. Пример Святополка, который предпочел искать спасение в эмиграции, не единственный. Скилица извещает, что вскоре после смерти Владимира Русскую землю спешно оставил еще один родственник Владимира. По его словам, некто Хрисохир, «какой-то сородич умершего [Владимира], привлекши к себе 800 человек и посадив их на суда, пришел в Константинополь, как будто желая поступить на военную службу. Но когда император потребовал, чтобы он сложил оружие и только в таком виде явился на свидание, то он не захотел этого и ушел через Пропонтиду. Прибыв в Абидос и столкнувшись со стратигом [Пропонтиды], он легко его одолел и спустился к Лемносу. Здесь [он и его спутники] были обмануты притворными обещаниями, данными начальником флота Кивирреотом и Давидом из Охриды, стратигом Самоса, да Никифором Кавасилой, дукой Солунским, и все были перебиты».

Приведенное Скилицей греческое прозвище русского вождя (Хрисохир, то есть буквально «Щедрая рука») и неопределенность его родственных связей с Владимиром («какой-то сородич») затрудняют установление личности этого человека. Вряд ли это был кто-то из известных нам лиц. Вероятнее всего, Хрисохир состоял с Владимиром во второй или третьей степени родства, вследствие чего и не попал на страницы русских летописей. Тем не менее он был довольно влиятельной фигурой. Об этом свидетельствует численность его дружины — 800 человек. Это весьма значительное число для того времени. Летописец оставил известие, что в 1093 г. киевский князь Святополк Изяславич чувствовал себя непобедимым, имея в личной дружине 800 отроков. Решив выступить на половцев, он ободрял колеблющихся: «Имею отрок своих осьмсот, иже могут противу им стати». Возможно, Хрисохир был воеводой убитого Бориса, а может быть, под этим прозвищем в сообщении византийского хрониста мелькнул еще один, оставшийся неизвестным истории претендент на киевский стол.

Важно другое. Хрисохир ведет себя как готовый на все ловец удачи в чужих краях. Брезгуя императорской службой, он при каждом удобном случае пускается в откровенный разбой и совсем не заботится о том, что это закрывает ему обратный путь на родину через византийские владения. Создается впечатление, что этот «сородич» Владимира ощущал себя отрезанным ломтем, изгоем, которому заказано возвращение домой. По-видимому, Хрисохир был одним из многих родственников покойного князя, близких и дальних, кто вдруг почувствовал себя на Руси очень неуютно.

После победы над Борисом у Сфенга оставалось достаточно времени, чтобы до прекращения навигационного сезона на Черном море поставить в известность византийское правительство о произошедшей в Киеве смене власти[194]. Поэтому, когда в 1016 г. в Крыму возникли волнения, угрожавшие империи потерей Херсона, Василий II призвал Сфенга во исполнение русско-византийского договора о военном союзе оказать помощь имперским войскам, посланным на подавление мятежа.