Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

К тому же уменьшение влияния левых не ограничилось только коммунистическим сектором, поскольку с победой Гитлера германская социал-демократическая партия также исчезла с горизонта, а год спустя после краткого вооруженного сопротивления пала и австрийская социал-демократия. Британские лейбористы к тому времени уже стали жертвой депрессии или, скорее, своей неуместной в 1931 году приверженности экономическим традициям девятнадцатого века. Их профсоюзы, потерявшие с 1920 года половину своих членов, стали слабее, чем были в 1913 году. Большинство европейских социалистов оказались загнаны в угол.

Однако за пределами Европы ситуация была иной. Северная часть Американского континента довольно ощутимо устремилась влево: США под руководством президента Франклина Д. Рузвельта (1933–1945) экспериментировали с радикальным “новым курсом”, а Мексика под руководством президента Лаcаро Карденаса (1934–1940) возродила прежний динамизм начала Мексиканской революции, особенно в вопросах аграрной реформы. Мощные социально-политические движения появились на охваченных кризисом канадских территориях, такие как Партия социального кредита и Объединенная федерация содружества (теперешняя Новая демократическая партия), явно левые по меркам 1930 года.

Не так просто охарактеризовать политическое влияние депрессии на страны Латинской Америки. Хотя ее правительства или правящие партии и попáдали, как кегли, когда крушение мировых цен на основные экспортные продукты производства подорвало их финансы, не все они легли в одном направлении. Большая часть из них упала скорее влево, чем вправо, пусть и на короткое время. Аргентина после длительного периода гражданского правления вступила в эпоху военного и, хотя ее профашистски настроенные лидеры, такие как генерал Урибуру (1930–1932), были вскоре выведены из игры, явно сделала поворот вправо, пусть даже в традиционалистском смысле. С другой стороны, Республика Чили использовала депрессию, чтобы свергнуть одного из военных диктаторов, редких в этой стране до эпохи Пиночета, Карлоса Ибаньеса дель Кампо (1927–1931), и резко устремилась влево. В 1932 году эта страна даже ненадолго стала “социалистической республикой” под руководством блестящего полковника Мармадьюка Грове Вальехо, а впоследствии создала мощный Народный фронт по европейскому образцу (см. главу 5). В Бразилии депрессия прекратила существование олигархической “старой Республики” 1889–1930 годов и привела к власти Жетулиу Варгаса, для которого лучше всего подходит ярлык социалиста-популиста. Под его руководством страна находилась последующие двадцать лет. В Перу сдвиг влево был более резким, хотя самая влиятельная из новых партий, Американский народно-революционный союз – одна из немногих успешных массовых рабочих партий европейского типа в Западном полушарии[25], потерпела неудачу в своих революционных начинаниях (1930–1932). В Колумбии поворот курса влево был еще более резким. К власти после тридцатилетнего правления консерваторов пришли либералы под руководством президента-реформатора, находившегося под сильным влиянием “нового курса” Рузвельта. Наиболее ярко проявился левый радикализм на Кубе, где инаугурация Рузвельта позволила жителям этого протектората США свергнуть ненавистного и даже по кубинским стандартам крайне коррумпированного президента.

В обширном колониальном секторе земного шара депрессия вызвала заметное увеличение антиимпериалистической активности, частично благодаря обвалу цен на потребительские товары, от которых зависела экономика колоний (или по крайней мере их государственные финансы и средний класс), частично потому, что метрополии устремились на защиту своего сельского производителя, совершенно не думая о влиянии последствий такой политики на колонии. Одним словом, европейские государства, чья экономическая политика определялась внутренними факторами, были неспособны в долгосрочной перспективе сочетать свои имперские интересы и сложноустроенные интересы внутренних производителей (Holland, 1985, р. 13) (см. главу 7).