Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир

There is a method to his madness

Шерлок: Все вон. Мне нужно войти в чертоги разума.

Д-р Стэплтон: Войти куда?..

Джон: Он какое-то время будет не слишком разговорчив, так что нам необязательно быть здесь.

Стэплтон: Куда-куда войти?!

Джон: А, ну, в чертоги разума. Это такая мнемотехника – вроде мысленной карты. Создаешь какое-то место, не обязательно настоящее, и размещаешь там свои воспоминания. В теории это помогает никогда ничего не забывать. Все, что требуется, – это просто вернуться на нужное место.

Стэплтон: То есть это воображаемое место может быть чем угодно – домом, улицей.

Джон: Ага.

Стэплтон: Но он сказал «чертоги». Он сказал – чертоги!

Джон: Ну да, вот такой вот он.

«Собаки Баскервиля» (2:2).

В этом диалоге на первый взгляд герои иронизируют над мегаломанией Шерлока, который мог бы выбрать объект поскромнее, но не стал мелочиться и выбрал для себя чертоги, дворец (mind palace). И это, конечно, так; но на уровне текста слово «чертоги», «дворец» появляется вовсе не как характеристика заносчивого героя, а как означающее в уже существующей цепочке. Шерлок не может обойтись чем-то «меньшим», чем дворец, поскольку дворец, как мы и догадывались, позаимствован создателями «Шерлока» из романов Томаса Харриса о Ганнибале Лектере, который использует мнемотехнику под названием «дворец памяти» (memory palace; отсюда и «оговорка» воображаемого Майкрофта в финале 3-го сезона, называющего «чертоги разума» брата его «чертогами памяти»). Как мы уже упоминали, Харрис в предисловии к одному из романов прямо указывает свои источники – работу Фрэнсис Йейтс «Искусство памяти» и книгу

Джонатана Спенса «Дворец памяти Маттео Риччи». Моффат и Гейтисс ограничились вторичным источником – текстами Харриса. В одном из интервью по следам 3-го сезона Марк Гейтисс говорит:

Я набрел на понятие дворца разума в «Ганнибале», книге Томаса Харриса, и это была совершенно захватывающая идея. Но в каком-то смысле это еще и развитие фразы Дойля, когда Шерлок у него говорит, что разум человека подобен чердаку. Стенки у него не резиновые. Его нельзя набивать до бесконечности, приходится что-то уничтожать, «стирать» (delete). Отсюда и сравнение в первом сезоне с жестким диском²¹.

То обстоятельство, что на роль Магнуссена в 3-м сезоне был приглашен Ларс Миккельсен, брат Мадса, сыгравшего Ганнибала в одноименном сериале, по-видимому, тоже стоит считать еще одним означающим в этой цепочке (взяв Ларса, они решили «подогнать» под его датское происхождение фамилию Милвертона из конандойлевского канона, «скандинавизировать» ее²²).

Моффисы выстраивают свою вселенную из остроумных смысловых сдвигов (таких, как в названиях эпизодов), каламбуров, сгущений, смешений, фонетических обломков, цитат. Эффект смысла, эффект истины действительно возникает у них на стыке означающих, высекается, словно искра, от столкновения слов. На этот эффект работает блестящая комедийная последовательность монтажных склеек в 1-м эпизоде 3-го сезона («Пустой катафалк»), когда Шерлок возвращается с того света, а Джон, оскорбленный в лучших чувствах, отказывается с ним разговаривать. Их «диалог» разворачивается, однако, в виде монтажа параллельных сцен: пациенты Джона – и клиенты Шерлока. Шерлок начинает фразу – а Джон ее «договаривает», с оскорбительным или гротескным смыслом. Иногда «склеиваются» даже не целые слова, а обрывки слов. «Так что же сказал тебе Джон?» – спрашивает миссис Хадсон у Шерлока. Шерлок отвечает ей: «F…» – «… cough!» (покашляйте!) – договаривает Джон, обращаясь в тот момент к пациенту. В результате получается «F* off!» – мягко говоря, «отвали!», вот что сказал Джон Шерлоку.