Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир

Пожалуй, парадигматическим примером такой словесной игры, примата означающего, будет проходящая через все сезоны «неспособность» Шерлока запомнить имя инспектора Лестрейда – Грег. Как только Шерлок не называет его – любое имя на G, Грэм, Гэвин, Джефф, – а чаще всего просто не может ничего вспомнить, словно там пробел. У нас создается впечатление, что Шерлок, с его привычкой «стирать» ненужную информацию, счел такой информацией имя инспектора – еще одно доказательство «машинной», неэмпатической, «нечеловеческой» природы героя. В пользу этой версии говорит то обстоятельство, что в финале 4-го сезона, пройдя все испытания, Шерлок «очеловечивается» и наконец-то запоминает имя Лестрейда – собственно, именно на это и реагирует инспектор, когда называет Шерлока «хорошнм человеком».

Но вернемся на уровень текста. И тут обнаружится, что в конандойлевском каноне у инспектора Лестрейда действительно нет имени-. оно обозначено всего лишь инициалом G. Заметим, что Шерлок не называет инспектора как попало – это всегда имена на букву G. Дальше он ничего не в силах сказать, потому что дальше, строго говоря, ничего нет. Шерлок использует абсурдную, но по-своему рациональную логику Комара из «Алисы в Зазеркалье», когда тот предлагает Алисе поразмыслить над тем, что произойдет, если она потеряет свое имя.

– Хочешь потерять свое имя?

– Нет, – испугалась Алиса. – Конечно не хочу!

– И зря, – сказал Комар небрежно. – Подумай, как это было бы удобно! Скажем, возвращаешься ты домой, а никто не знает, как тебя зовут. Захочет гувернантка позвать тебя на урок, крикнет: «Идите сюда…» – и остановится. Имя-то она забыла. А ты, конечно, не пойдешь – ведь неизвестно, кого она звала! ²³

Когда Алиса доходит до леса, «где нет никаких имен и названий», она и впрямь теряет свое имя и только смутно помнит, что оно, кажется, «начинается с Л.».

«Потерянное» имя Лестрейда становится источником бесконечных догадок и комических ситуаций. В нем словно сконцентрировалась природа желания – безостановочный бег означающих, вечно промахивающихся мимо всегда ускользающего из их сетей объекта, как яйцо, которое Алиса пытается купить в лавке у Овцы, но не может взять с полки.

Овца взяла деньги и спрятала их в коробку, а потом сказала:

– Я никому ничего не даю в руки. Это бесполезно: тебе нужно – ты и бери!

С этими словами она прошла в дальний конец лавки и поставила на полку яйцо – острым концом вверх!

– Интересно, почему это бесполезно? – размышляла Алиса, пробираясь на ощупь между столами и стульями. В дальнем конце лавки было очень темно. – Что это? Чем ближе я подхожу к яйцу, тем дальше оно уходит от меня!

Яйцо ведет себя, разумеется, по зеркальным законам – чем ближе подходишь к зеркалу, чем дальше отражающиеся в нем предметы, левое – это правое, и наоборот; а кое-что, как говорит нам психоанализ, в зеркале и вовсе не отражается. И тем не менее это «кое-что» обладает жутким свойством внезапно выходить из Зазеркалья – глядеть на нас.

В изощренной визуальности «Шерлока» видеоряд преодолевает свою материальность, переставая отображать «реальные» объекты и превращаясь в чистую поэзию – символическую реальность. Когда в начале «Пустого катафалка» Джон едет в метро и лондонская подземка предстает перед нами в виде ритмических вспышек образов – вагоны, уносящиеся во тьму и вновь выныривающие из нее, сверкающие стрелы рельсов, сходящиеся где-то в далекой точке, мерцающие фонари туннеля, – мы еще не знаем, что перед нами визуализация ключевого слова будущего кейса, «underground». Еще раз образы подземки вспыхнут, накладываясь на мыслительный процесс Шерлока: поезд с грохотом выкатывается из зрачка, линии путей и эскалаторов сплетаются в карту станций метро, яркие лампы подземного лабиринта зажигаются в мозгу детектива-консультанта. «Not an underground network, – скажет Шерлок сбитому с толку Джону, – it's an Underground network!» He законспирированная, «андерграундная», подпольная террористическая сеть, а в буквальном смысле андерграундная, подземная, т. е. прячущаяся в лондонской подземке.