Другое, не менее важное символическое объяснение хромоты Хауса указывает на тему особого увечья, дающегося в обмен на необыкновенный дар. Это может быть как знак союза, договора с высшими силами (как в Библии – жила Иакова, косноязычность Моисея), так и особая помеченность – темными или светлыми силами. Так, в древнегреческой мифологии прорицатель Тиресий слеп, однако обладает «другим» зрением, позволяющим ему предвидеть будущее. Увечье в ряде обрядов и ритуалов является частью посвящения. В пушкинском «Пророке» герой лишается привычных органов чувств и взамен получает божественный дар; Русалочка расплачивается постоянной болью за превращение в человека. Молодой импровизатор Киприано из новеллы Одоевского «Импровизатор» за способность сочинять стихи без усилий расплачивается мучительным микроскопическим, или даже рентгеновским, зрением, начиная видеть внутренности любимой и слышать шорох насекомых. Раненого, покалеченного героя выдергивают из повседневной жизни. Леверкюн из «Доктора Фаустуса» добровольно принимает на себя увечье в качестве платы за композиторский дар. Рэнсом, герой «Космической трилогии» Льюиса, страдает от неизлечимой раны в ступне, и одновременно на него нисходит благословение богов и более острое зрение, позволяющее видеть бесплотных духов и понимать их язык. Диагностический дар Хауса отчетливо связан с его физической болью и с приемом викодина – без этого он не может функционировать. Поэтому даже при попытках вылечить ногу Хаус сознательно или бессознательно избирает путь боли, а не излечения. Он наделен сверхзрением и способен прозревать не только физические недуги, но и душевные слабости, человеческие недостатки, проблемы в отношениях.
Помимо физического увечья доктор отмечен еще и эмоциональной ущербностью: он лишается возможности быть счастливым в любви или браке. Так, говоря о своем мимолетном увлечении, Черный доктор признается Стелло: «Я мгновенно овладел собой и, глубоко раскаиваясь в том, что оказался настолько безумен, чтобы хоть раз в жизни на четверть часа дать обольстить себя надежде, вновь стал прежним бесстрастным наблюдателем событий». Очень часто оказываясь свидетелями любовных драм, сами доктора, как правило, одиноки и бездетны (какая там любовь, если «аптекари», как мы уже видели, не способны к истинным чувствам!). Попытки найти себе спутницу жизни, как правило, проваливаются и оборачиваются несчастьями или полным неблагополучием. Например, в романе «Миддлмарч» Джордж Элиот, Доктор Лидгейт, привлеченный умом и красотой Доротеи Брук, женится ней, что губительно сказывается на его научной карьере, равно как на нем самом – все рвение постепенно сходит на нет, он понимает, что не любит жену, и морально опускается. В романе Гюстава Флобера «Мадам Бовари» Шарль, муж Эммы, аптекарь, и, как известно, их брак также терпит сокрушительный крах. Если доктор холост, то и это почти всегда объясняется несчастливым прошлым, вынудившим его к одинокому образу жизни. Например, доктор Торн, герой одноименного викторианского романа21
, воспитывает племянницу, дочку брата, родившуюся при скандальных обстоятельствах. Эти обстоятельства, старательно замалчиваемые, приводят к тому, что доктор так и не женится, посвятив всю свою жизнь осиротевшей девочке.В «Докторе Хаусе» мы видим, как Хауса неоднократно пытаются свести с одной из героинь; разумеется, все отношения рано или поздно терпят неудачу, причем во всех случаях причиной объявляется моральное уродство Хауса, неспособность к нормальной совместной жизни. Даже Уилсон, его единственный друг, говорит ему: «От тебя исходит несчастье, потому что ты не можешь жить по-другому». Впрочем, подобное одиночество и бессемейственность характерны не только для Хауса, но и для всего его окружения. Сам Уилсон, несмотря на мягкий характер и добрый нрав, не способен удержаться в браке ни с одной из женщин; союз двух юных помощников Хауса – Кэмерон и Чейз – стремительно распадается; отношения Формана и Тринадцатой также быстро разваливаются. Семья Тауба разрушается, а главврач Кадди предпринимает несколько попыток найти себе пару (в том числе с Хаусом), но и они оказываются несостоятельными. Все это говорит нам о том, что важна не столько душевная (или социальная) ущербность Хауса, сколько та профессиональная принадлежность, которая объединяет всех вышеназванных персонажей и, по инерции литературной традиции, помещает их в категорию заведомо одиноких врачей.