Эпоха Сталина: события и люди

Каплера выслали в Воркуту, где он устроился заведующим литературной частью драмтеатра. Был судим за антисоветские высказывания. После пятилетней ссылки Каплер вернулся в Москву, принимал участие в создании кинокартин.

КАТУКОВ Михаил Ефимович (1900–1976), дважды Герой Советского Союза (1944, 1945). В Красной Армии с 1919. Маршал бронетанковых войск.

«Мое знакомство со Сталиным сводилось к непродолжительному разговору по ВЧ после боев на мценских рубежах, и к встрече с Верховным Главнокомандующим я, — вспоминал Катуков, — готовился с большим волнением.

Возможно, нынешнему читателю непонятно это волнение. Но тогда для нас, фронтовиков, имя Сталина было окружено безграничным уважением. С этим именем связывалось все самое священное — Родина, вера в победу, вера в мудрость и стойкость нашего народа, в партию.

Поскребышев ввел меня в комнату, то ли приемную, то ли столовую, и на минуту-другую оставил одного. Я было приготовился доложить Верховному по всей форме, по-военному, но неожиданно открылась боковая дверь, и я услышал голос Сталина:

— Здравствуйте, товарищ Катуков! Заходите ко мне.

Я только и успел сказать:

— Здравствуйте, товарищ Сталин. — А подготовленный в мыслях доклад из головы вылетел.

Вслед за Сталиным я прошел в его кабинет. Пожав мне руку, Верховный предложил:

— Садитесь и курите. На меня не смотрите, я сидеть не люблю.

Тут же достал из кармана коробку папирос «Герцеговина Флор». Вынул из нее две штуки, отломил от них табак и, высыпав его в трубку, закурил.

— Что же не закуриваете? — спросил он меня, прохаживаясь по комнате.

То ли от волнения, то ли еще почему, но курить не хотелось.

А Сталин, выпустив облако дыма, продолжал:

— Курить не хотите, тогда рассказывайте по порядку, какувас, у вашего корпуса дела на фронте? Как воюет мотопехота и как наши танки?

Как можно короче я рассказал о последних боевых событиях на Брянском фронте, о действиях наших танкистов и пехотинцев. А Сталин, вышагивая по кабинету, задает мне еще вопрос:

— Как считаете, хороши наши танки или нет? Говорите прямо, без обиняков.

Отвечаю, что танки Т-34 полностью оправдали себя в боях и что мы возлагаем на них большие надежды. А вот тяжелые танки КВ и боевые машины Т-60 и Т-70 в войсках не любят.

Сталин на минуту остановился, вопросительно изогнув бровь:

— По какой причине?

— КВ, товарищ Сталин, очень тяжелы, неповоротливы, а значит, и неманевренны. Препятствия они преодолевают с трудом. А вот тридцатьчетверке все нипочем. К тому же КВ ломают мосты и вообще приносят много лишних хлопот. А на вооружении у КВ такая же семидесятишестимиллиметровая пушка, что и на тридцатьчетверке. Так, спрашивается, какие боевые преимущества дает нам тяжелый танк?

Раскритиковал я и легкий танк Т-60…

Уже по тому, что Сталин с особым пристрастием пытал меня, чем хороши и чем плохи по своим тактико-техническим свойствам наши танки, я понял, что Верховный Главнокомандующий хочет досконально, до самой, что называется, глубины, разобраться в сильных и слабых сторонах нашей бронетанковой техники сорок второго года. Нетрудно было догадаться, что его вопросы непосредственно связаны с неудачными боями летом и осенью сорок второго. Сталин пытался найти причину этих неудач.

Доложил я также Верховному о нехватке радиостанций в танковых войсках.

— Подождите, товарищ Катуков, — сказал Сталин, — скоро и с рациями, и с телефонным кабелем дело поправится.

… Раскурив во второй или в третий раз трубку, он спросил, как на фронте награждают отличившихся в боях воинов орденами и медалями.

Что я мог ответить? Плохо обстояло дело с награждением людей, совершавших подчас беспримерные подвиги. А получалось так потому, что награждение производилось только Указами Президиума Верховного Совета СССР. Пока пересылали представление к награде по всем фронтовым инстанциям, пока попадало оно в Москву, потом в Указ, проходило очень много времени. Между тем бои шли непрерывно. И смотришь, иной отличившийся и представленный к награде человек или выбыл по ранению куда-то в тыловой госпиталь, или погиб в очередной схватке с врагом, или переведен в другое соединение. Придут, бывало, награды, а вручать их некому.

— Вот если бы, товарищ Сталин, — предложил я, — дать права в этом отношении фронтам, армиям, соединениям…

— Подумаем, — сказал Иосиф Виссарионович и снова перевел наш разговор на боевые дела, чисто танковые. Спросил:

— Стреляют танкисты с ходу?

Я ответил, что нет, не стреляют.

— Почему? — Верховный пристально посмотрел на меня.

— Меткость с ходу плохая, и снаряды жалеем, — ответил я. — Ведь наши заявки на боеприпасы полностью не удовлетворяются.

Сталин остановился, посмотрел на меня в упор и заговорил четко, разделяя паузами каждое слово:

— Скажите, товарищ Катуков, пожалуйста, во время атаки бить по немецким батареям надо? Надо. И кому в первую очередь? Конечно, танкистам, которым вражеские пушки мешают продвигаться вперед. Пусть даже ваши снаряды не попадают прямо в пушки противника, а рвутся неподалеку. Как в такой обстановке будут стрелять немцы?

— Конечно, меткость огня у противника снизится.