Эпоха стального креста

Далее разговоры пошли на отвлеченные темы. То ли от усталости, то ли от чего-то еще, но я отключился от общей беседы, думая о своем. Мне вспомнилось, как еще месяц назад, будучи под командованием ныне покойного Виссариона, мы стояли под Орлеаном и вечерами собирались отрядом у точно такого же, только чуть поярче и пожарче, костра. Мы сидели и рассказывали каждый о своем: о детстве, о юности, о годах Боевой Семинарии, случаи из рейдов и просто веселые истории из жизни. Наверное, в такие минуты как-то особенно – острее, что ли? – ощущаешь общность находящихся рядом людей. Я – командир Одиннадцатого – и мои бойцы считали тогда себя истинными братьями, Братьями с большой буквы! А теперь половина из них не задумываясь готова перерезать мне глотку, поверив в ужасную легенду Бернарда и даже не спросив, а почему, собственно говоря, я и пошел-то на эти отвратительные убийства и предательства.

Хоть я и витал сейчас в своих грустных видениях, но краем уха слышал, что в протекающем у костра разговоре запевалой был, как обычно, Михаил, не встретивший среди Повелителей Дорог достойного соперника. Немногословные байкеры оказались благодатной почвой для впитывания речевых потоков русского, а их заинтересованные взгляды лишь вдохновляли того говорить все дальше и дальше. Речь шла в основном о нашем прошлом, об изнанке политики Святой Европы, об истинном лице Корпуса, скрытом за маской служения вечным ценностям... Одну только тему все старательно обходили стороной – пленение и гибель Проклятого Иуды. Никто не хотел задевать за больное сидевших с нами его детей и Кэтрин.

– ...а уж ведьм и того больше, – вещал Михаил, когда я вновь мысленно вернулся к реальности. – Но вот что интересно: раз ты такая крутая колдунья, как утверждаешь, то почему же дала себя скрутить? Почему не предугадала наше появление; почему не наслала на нас порчу, сглаз; почему просто не улетела в конце концов?

– И почему же? – спросил кто-то из байкеров.

– А я вам скажу: девяносто пять процентов из пойманных нами колдунов и ведьм являлись, по сути, лишь балаганными шутами. Поразнарядятся, талисманами пообвешаются, символов разных поначертят, заклинания типа читают... А цель? А цель-то одна: уши людям попротирать, на воображении, на страхе поиграть и деньжат подзаработать. Еще мой старик твердил, что наилучшей формой обогащения следует считать продажу иллюзий и надежд; короче – воздуха! Попахать людские фантазии как следует, бросить туда семена призрачного счастья, и они принесут тебе закономерный урожай. Вера, Надежда, Любовь – есть источники того же дохода, что и более материальные товары, вот только затрат на производство требуют куда меньше. Или я не прав, а, ваша честь?

Магистр Конрад, тоже этаким мотыльком подтянувшийся к свету, выбрал себе самое безопасное, как он посчитал, местечко – за моей спиной. Коротышка, выглядывая через мое плечо, ловил помятым лицом жалкие крохи тепла от лениво трепещущих языков пламени.

– Прав! – заносчиво подытожил Михаил, так и не услыхав от Конрада ни «да», ни «нет».

– И что ты вообще делал среди Охотников с такими взглядами? – поинтересовался у него Оборотень. – Выходит, что служил так презираемым тобой торговцам иллюзиями и выполнял их приказы...

– Когда меня определили в Семинарию, – ответил русский, – я еще не мог сам выбирать себе жизненный путь. Мой папаша хотел пристроить сынка как можно поближе к власти, и все. А потом... Потом просто плыл по течению, делал свою работу. И признаться, до недавнего времени она мне очень даже нравилась: поездки по стране, приключения, азарт преследования, принадлежность к элитному боевому сословию... Да я и не напрягал мозги над тем, кому служу...

...Я бы тоже мог подписаться под его откровением, как и большинство, наверное, в Братстве Охотников. Своими словами Михаил подвел некую черту под нашим прошлым, и добавить к этому было нечего...

– Так ты утверждаешь, что Вера – это специально выращенная на продажу ложь? – возвращаясь к основной теме, спросил Хорек, у которого из-за юношеской впечатлительности, похоже, дух захватывало от подобных речей.

– Вера и вправду больно смахивает на ложь, – продолжил Михаил свои теологические изыскания (набившие за шесть лет нашей совместной службы у меня оскомину). – Ну посуди, парень: ты с пеной у рта утверждаешь то, чего на самом деле достоверно знать ну никак не можешь: жизнь после смерти, воскрешение, чудеса всяческие...

– Люди верят тому, что есть в Святом Писании, – прервал его Хорек. – Говорят, эта книга написана со слов самого Господа!