Эпоха великих реформ. Том 1

Иван Ильич Маслов, – приятель И. С. Тургенева, вместе с ним крестивший детей Белинского, – оставил по духовному завещанию, утвержденному судом 5 декабря 1881 г., до полумиллиона рублей на народное образование. Завещатель мотивировал свое распоряжение так: «Желая свидетельствовать, – пишет он, – глубокое сочувствие великим реформам, совершенным в незабвенное и славное царствование Государя Императора Александра Николаевича, я нахожу наилучший для сего способ в содействии народному образованию в земле русской».

Среди раздающегося в последние годы несмолкаемого гула инсинуаций и клеветы, направленных против освободительных реформ 60-х гг., этот одинокий голос сочувствия прозвучал особенно заметно и трогательно…

«Ведь и до сих пор, – писал в 1884 г. наш знаменитый сатирик, – встречаются старички, которые облизываются при воспоминании о старых порядках». Стариков едва ли не превзошли нынешние молодые панегиристы крепостных порядков, оплакивающие стихом Гомера падение этого «святого, великого невозвратного Илиона»…

Предлагаемые читателю «Исторические Справки» имеют целью несколько возобновить в памяти общества значение и смысл недавней преобразовательной эпохи, так часто и так бесцеремонно извращаемые реакционною печатью. Справки эти вызваны годовщинами событий неодинаковой важности, но общим связующим для них звеном является их общий благородный источник, – освободительно-гуманное движение 60-х гг., к которому они так или иначе примыкают. А это движение, – откуда, по прекрасному выражению одного московского профессора, идет «все, чем красна наша жизнь», – как известно, в свою очередь, исходило из того вечно памятного движения 40-х гг., коего могущим вдохновителем и руководителем был великий подвижник мысли русской, Белинский:

Молясь твоей многострадальной тени,Учитель! перед именем твоимДозволь смиренно преклонить колени…

Как ни неблагоприятно переживаемое нами время для либерально-гуманных начал преобразовательной эпохи, однако внутренняя сила и привлекательность их так велики, что напоминание о них, позволительно думать, не будет совсем бесполезно. Всякий искренне верующий в живительную силу этих начал не может не надеяться на конечное торжество их.

Если вообще не нужно забывать правила:

Dum spiro spero,

то в особенности уместно вспомнить его сегодня, в Татьянин день, с которым, что бы там ни было, связано столько отрадных воспоминаний и радостных чаяний.

Г.Д.

Москва,

12 января 1892 г.

Предисловие ко 2-му изданию

Переживаемые крестьянами тяжелые времена голода далеко не просветили политического разумения наших близоруких почитателей дореформенного, крепостного строя жизни. Их органы печати тянут все одну и ту же старую песню и чуть ли не подняли даже ее тон.

Один из журналов («Русс. Вест.»),

не смущаясь своим названием, под которым в 50-х гг. проводились идеи гуманности, равноправности и европейского просвещения, выбивается из сил, чтобы доказать необходимость окончательно заделать, забить пробитое Петром Великим «окно», в котором усматривается главная причина переживаемого Россиею тяжелого экономического кризиса. Другой представитель («Гражд.») реакционной печати свое откровенное крепостничество и ретроградство выставляет с таким самодовольным бесстыдством, что невольно вспомнишь упрек, обращенный поэтом Жемчужниковым к нашей «правдолюбивой» реакционной печати:

…можно маску снять-зачем снимать рубашку?Пусть лицемерья нет, зачем же нет стыда?!..

Когда в конце 50-х гг. до отмены крепостного права находились Коробочки, проводившие теорию о том, что одни люди рождаются с нежным сложением и тонкими чувствами, а другие с грубым физическим сложением и предназначенными быть рабами первых[12], то такая дико-наивная теория вызывала улыбку. Но что сказать о бесчинствующих современных публицистах, которые через 30 с лишком лет после падения крепостного права мечтают о возможности восстановления крепостного строя, или, как нынче называют, обязательного труда крестьян для себя и для деревни?

И такое-то цинично-архаическое приглашение произвести новый опыт прикрепления, – как над anima vili, – над народом, тридцать с лишком лет живущим плодами своего тяжкого, неблагодарного, но все же «свободного» труда, именуется последним словом самобытного, трезвого консерватизма sans phrases.