Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени

Он был удивлен и неприятно поражен: она сама к нему подошла! Больше того, она была черная, а он еще никогда не имел дела с цветными женщинами. У нее были необычные глаза, курносый нос и полные сочные губы. Формы были менее пышными, чем у Марши Макги, – скорее эта Долорес была миниатюрная и стройная, почти как азиатка. Волосы были заплетены в десятки косичек, и необычная прическа заставляла ее казаться одновременно и искушенной горожанкой, и дикаркой.

Наряд ее тоже заслуживал внимания. На ней были надеты шелковые шаровары, заправленные в ботфорты из крокодиловой кожи. Вместо блузки на ней была надета майка цвета мха с рекламой клуба, в котором они сейчас находились. Запястья были унизаны тонкими браслетами, звенящими при каждом движении, а длинную шею украшала нитка жемчуга, демонстративно-небрежно завязанная.

Ему подумалось, что эта чернокожая девица окажется интересной партнершей. А почему бы и нет? В девятнадцатом веке их обоих осудили бы за сближение, но, похоже, теперь это было не так. Он наблюдал – причем с некоторым одобрением – за непринужденным смешением рас в 1979 году. Это казалось вызовом устоям веры, общественному устройству и законам Матери-Природы – и потому подобающим адскому миру. Тогда не пора ли ему принять в этом участие? Кроме того, эту девушку окружала аура изысканности и очарования, говорившая о богатых родителях. Она определенно ступенькой выше Марши Макги, продавщицы из среднего класса. Да – решено.

– А я – Лесли Джон.

Стивенсон встал и вышел с ней на площадку для танцев. Они начали танцевать. Поначалу он двигался неуверенно, а потом закрыл глаза, чтобы почувствовать музыку. Он откинул голову назад и влился в жесткий ритм музыки. Он притянул Долорес ближе и стал крутить туда-сюда, представляя себе, что она – раскачивающаяся кобра с раздутым капюшоном, как та, которую он когда-то видел в Зоологическом саду парка Риджентс. Его видения стали ярче: она была то смертоносной рептилией с равнин Кашмира, то гурией, чувственной темнокожей девственницей из мусульманского рая. Что это отведено назад: ядовитые зубы или ее ноги? Его танец стал бешеным: он тоже вообразил себя коброй. У них брачные танцы. Скоро они сплетутся, обменяются ядовитыми укусами страсти и впрыснут друг другу яд.

Лесли Джон открыл глаза. Всмотревшись, он увидел, что Долорес явно приятно удивлена тем, как быстро он освоил этот танец. Он ухмыльнулся. Скоро они это отпразднуют.

* * *

Будильник зазвенел.

Они оба моментально очнулись, уставившись друг на друга. Эйч Джи развернул руку, посмотрел на свои часы – и убедился, что они показывают час ночи. Он облегченно вздохнул, повернулся и отключил ее будильник (сигналом была мелодия, казавшаяся нелепо неуместной в такой час). Оба встали с постели. Эми ушла на кухню, чтобы приготовить ему чай, а себе – кофе. Он зашел в ванную и плеснул в лицо воды, которая в середине ночи оказалась неожиданно холодной.

– Черт! – вырвалось у него.

Тут он решил принять горячий душ: у них с Эми был запас времени.

Стоя под теплой водой, он вдруг почувствовал сомнения и тревогу. Его способ остановить мерзкого Стивенсона казался божественно простым, но не позволил ли он своему оптимизму отключить Аристотелеву логику? Конечно, он первый в истории человечества покоритель времени, но это не означает, что он способен победить судьбу или причину и следствие. Конкретнее, он не может объяснить содержание субботнего утреннего выпуска газеты иначе чем… как это Эми выражалась?.. «прогнувшись под» предначертание, а этого он делать не собирается. «Свобода воли» – это та песня, которую он мурлычет еще со школы, как и все выдающиеся британские мыслители.

Он намылился – и снова нахмурил брови, мысленно проклиная апостола Павла, Фому Аквинского и всю компанию блестящих пессимистов-богословов Католической церкви. Это тоже не помогло: образ газеты упорно возвращался в его мысли. Как это объяснить? Долорес Кларк погибла – и Эми тоже зверски убита. Таковы были / будут факты! Как с этим бороться? А что, если знание будущего и гроша ломаного не стоит?