Он ухмыльнулся, восхищаясь своим преображением. Хотя прибытие в Сан-Франциско вместо Лондона поначалу оказалось серьезным потрясением, теперь это его уже не волновало. Город – это город, и с американским языком у него пока никаких проблем не возникло. В ближайшее время он добудет план Сан-Франциско и будет знать улицы и уметь на них ориентироваться. Возможно, он научится управлять одной из этих новых механических повозок (предпочтительно одной из длинных и обтекаемых черных моделей с затемненными стеклами) и тогда сможет ездить, куда захочет: современный совершенно свободный мужчина, который может позволить себе любую причуду.
Неожиданно в дверь громко постучали.
Он был удивлен. Это еще кто? Он что – заказал еще какую-то доставку и забыл об этом? Может, еще бутылку джина? Нет. Кто бы это ни был, его совершенно не ждали – и он проигнорировал табличку «Не беспокоить» на двери номера.
Он вышел из спальни и бесшумно прошел к двери. Затаившись и прислушиваясь, он стиснул свою крупную кисть в смертоносный кулак. Может, кто-то просто ошибся номером. Может, он уйдет.
Постучали еще пять раз, громче, чем раньше. Настойчиво и решительно.
Уже злясь, Стивенсон нахмурил брови и сжал зубы.
– Ладно! – крикнул он. – Кто там?
– Дежурный, сэр! – ответили ему приглушенно.
– Какого черта вам надо?
– Ваш багаж, сэр.
– Багаж? – Он удивленно шагнул назад, воззрившись на дверь в полном недоумении. – Какой багаж?
– Ваши чемоданы привезли, сэр.
– Чемоданы? Что за чушь! Вы ошиблись номером.
– Но вы ведь доктор Стивенсон, так?
Озадаченно хмыкнув, Стивенсон шагнул к двери, отпер ее и распахнул створку.
– Ну, что за дьявольщина…
Он поспешно отступил обратно.
– Господи! – выдавил он смятенно. – Уэллс?
Эйч Джи закрыл за собой дверь и демонстративно бросил табличку «Не беспокоить» в мусорную корзину, а затем спокойно повернулся лицом к трясущемуся Лесли Джону Стивенсону. Он не испытывал ожидаемого гнева или напряжения – скорее его немного опечалило то, что он оказался первым, кто разоблачил Джека-потрошителя. Он обратил внимание на броскую одежду этого человека и не удержался от суховатого комментария:
– Ваш выбор наряда не кажется вам чересчур вызывающим, Джон?
– Как вы сюда попали?
Уэллс молча улыбнулся.
– Как вы меня нашли?
– Разве такие детали имеют значение?
Стивенсон вздохнул, пригладил ладонью волосы и отвернулся от Уэллса.
– Следовательно, вы знаете.
– Вы оставили свой плащ и саквояж в шкафу в прихожей, – равнодушно ответил Герберт Уэллс.
– Извините за беспокойство.
– Думаю, ни я, ни наши общие знакомые не догадывались, до чего мог пасть один из нас! – взорвался Эйч Джи. – Что на вас нашло, Джон?
Стивенсон напрягся и повернулся к Уэллсу:
– Объяснений нет. А даже если бы были, они никого, кроме меня, не касаются.
Его рука нащупала бутылку «Бифитера».
– Не желаете джина, старина? Вкус не такой резкий, как раньше, и он жутко дорого стоит, но, с другой стороны, это же импорт. С учетом нашего места пребывания… – Стивенсон позволил себе ироническую усмешку. – Он весьма недурен. Налить вам стопку?
Уэллса огорошило предложение выпить с этой тварью. Однако чем дольше он смотрел на Стивенсона, чем более полно оценивал ситуацию, тем понятнее ему становилось, что разумнее было бы воспользоваться его предложением. Возможно, ему удастся с помощью логических рассуждений убедить Стивенсона вернуться в Лондон 1893 года. В конце концов, похоже, этот человек находится в здравом рассудке. Он неохотно ответил улыбкой:
– Почему бы и нет? Покуда мы сможем оставаться цивилизованными людьми.
Стивенсон прошел к бару, взял стопки, наполнил их, поставил бутылку между ними и сел на табурет. Повернувшись к Уэллсу, он жестом пригласил последовать его примеру.
– Проделав такой путь, что вы намерены предпринять?
– Забрать вас назад! – выпалил Эйч Джи.
Стивенсон со вздохом привалился спиной к бару.
– Вы никогда мне не нравились, Уэллс, но я всегда уважал ваши таланты и способности и неизменно получал удовольствие от вашего общества. Вы умеете заставить собеседника мобилизовать свой разум. Однако мы не в литературном кружке и не дискутируем по поводу того, кто именно был автором пьес Шекспира. И это не студенческий ораторский клуб, обсуждающий достоинства Бисмарка и промахи Наполеона III. – Он помолчал. – Сейчас мы с вами оказались вне своего времени – если хотите, встали над временем. Мы преодолели смерть – и, следовательно, гуманитарные ценности. Для нас с вами нет правил. За исключением одного: я никогда не вернусь в 1893 год. Так почему бы нам не забыть об этом и не обсудить нашу уникальную ситуацию, как подобает джентльменам? – Он выпил джина. – Мы можем так сделать, Уэллс?
– Пусть мы и вне времени, Джон, но мы по-прежнему остаемся людьми. Могу ли я вам напомнить, что существуют основополагающие вселенские законы, которым мы неизменно обязаны следовать? Такие как уважение к другому человеку?
– А, да, – отозвался Стивенсон. – Говоря более конкретно, я взял вашу машину времени, не спросив разрешения.
– Мягко выражаясь.