Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени

Короткое ускорение бросило Уэллса вперед, а потом отшвырнуло на спинку сиденья. Он улыбнулся и проглотил смешок. Кеб был явно в плохом состоянии. Эйч Джи почему-то предполагал, что техника будущего всегда будет чистой и в идеальном рабочем состоянии. А вот и нет. Если карета может ржаветь и гнить, то почему механическое такси не может? Он представил себе картину, где все новые и удивительные вещи, которые он успел увидеть, были свалены в громадную гору отходов. Гнутые, сломанные и искореженные механические устройства жарились на горячем солнце, которому в конце концов надлежало их растворить. Рядом мужчина будущего в грязной набедренной повязке, держащий кусок старой трубы, словно дубинку, почесывался и пытался понять, какому божеству эта громадная гора мусора служила подношением.

Больше Эйч Джи сдерживаться не мог: он расхохотался.

Водитель повернул голову назад, став похожим на грифа.

– Что так смешно?

– Ничего. – Ему стало любопытно. – Любезный, а как часто вы отводите ваш транспорт в мастерскую?

– В гараж? Как раз были там на той неделе.

Свет сменился. Водитель надавил на педаль, и кеб рванулся вперед так стремительно, что у Эйч Джи перехватило дыхание.

– Видите? Неплохая скорость, а? Если вам нужен пикап побыстрее, то надо брать гоночную машину. Вроде «Плимута-72», на котором я раньше гонял по треку в Декейтере.

Уэллс быстро свыкся с движением транспортного средства: в отличие от машины времени оно не вызывало тошноты и потери ориентации. Он предположил, что это объясняется тем, что такси движется поступательно, тогда как машина времени перемещалась центробежно, причем с гораздо более высокой скоростью. Он счел эту наземную поездку приятной и задумался о том, нет ли какого-то закона физики, который можно было бы использовать, чтобы сделать путешествие в четвертом измерении более комфортным. Сразу ему ничего в голову не приходило, так что он решил отложить этот вопрос до свободных вечеров в своей лаборатории. Машина с работающим двигателем остановилась на красный свет – и ему внезапно захотелось более высокой скорости и маневров.

– А насколько быстро может ехать эта машина?

– Девяносто или девяносто пять миль в час.

– Неужели?

Эйч Джи округлил глаза.

Водитель решил, что Уэллс усомнился в его словах.

– Ага, еще как. – Он схватил с приборной доски какое-то небольшое металлическое устройство с проводом, прижал к лицу, нажал на кнопку и заорал: – Брейкер, Брейкер! Это Коджак-Громила, еду на восток по Грант. Тут патрульные ближе к воде не пасутся? Прием!

Эйч Джи уставился на водителя. Его потрясло не само устройство (он уже видел работающие телефоны). Дело было в языке. Звучало похоже одновременно на кельтский и на прусский, но с американским произношением.

– Отмашка, Громила. Все патрульные рулили к 10.49 к Дэли-Сити. Счастливого форсажа. Все чисто до самых «Золотых ворот».

Водитель закончил разговор, пригнулся к рулю и злобно уставился прямо перед собой.

Светофор переключился на зеленый.

Водитель вдавил педаль в пол – и машина с ревом понеслась вперед. В считаные секунды Коджак-Громила набрал максимальную скорость, и его желтая колесница рока полетела по Грант-стрит на шестидесяти, пробиваясь через поток других машин, словно взбесившийся танк. Он подпрыгивал на своем сиденье, наваливался на руль всем телом и то и дело использовал посылы жестами. А еще он часто включал гудок – в основном в те моменты, когда более осмотрительный и рассудительный участник дорожного движения использовал бы тормоза.

Поначалу Эйч Джи просто потрясенно уставился на водителя, не зная, как воспринимать его выходки. А потом он подметил, что водитель занят весьма интимной деятельностью – туманно знакомой, однако неуместной. Хриплые возгласы и стоны водителя были почти эротическими, и Уэллсу стало понятно, что мужчина погрузился в приватный сексуальный ритуал – и настолько им увлекся, что, похоже, забыл о своем пассажире на заднем сиденье. Он разговаривал со своим кебом, словно со страстной женщиной, извивавшейся под его приземистым потным телом. Уэллс уже читал – как с научным, так и чисто похотливым любопытством – об определенной деятельности, характерной для одиноких пастухов, однако никогда прежде ему не приходилось слышать о распутной связи человека и машины. Как было бы правильно назвать такое непотребство? Это не онанизм, потому что в акте участвует машина. Подумав, Уэллс родил термин «технофилия» и, покраснев, отвел взгляд. Конечно, ощущение скорости, мощи и движения вызывало восторг, но, по его мнению, сексуальные отношения приносили совершенно иные эмоции. Или дело в том, что с развитием техники приходит деперсонализация? Может быть, секс тоже стал механическим? Водитель проскочил на красный свет и свернул на Коламбас-авеню на семидесяти пяти. Шины визжали и дымились, кеб чуть было не перевернулся, но шофер умело крутанул руль вправо, выровнялся – и прибавил скорость.

– Ну-ка, давай, беби! Давай! Быстрее, быстрее!